– Я хотел подарить тебе что-нибудь особенное.

– Ты в последнее время тратишь много денег.

Он шмыгнул носом:

– Все нормально. Провернул несколько хороших сделок. Андреас считает, что пока на японском рынке порядок, нам ничего не грозит.

– А там все будет в порядке?

Ричард отстранился от нее, сделал большой глоток виски. Сэм вгляделась в его лицо, и ей показалось, что муж слегка встревожился.

– Там все будет в порядке? – осторожно повторила она.

Он снова шмыгнул носом:

– Ну конечно. – Однако произнес он это не слишком уверенно.

– Ты давно работаешь с Андреасом?

Ричард пожал плечами:

– Месяцев восемь-девять.

– Он, кажется, помог тебе заработать кучу денег?

– Да, он славный парень. – Ричард чуть покраснел.

– Ты ему доверяешь?

– Таких честных, как Андреас, поискать.

– Правда?

Муж кивнул.

– Не переходит грань закона?

– Нет… он… – Ричард задумался. – Вообще-то, Андреас очень осторожный. Он же директор банка. Сама понимаешь: положение обязывает. – Муж неловко почесал затылок. – А почему ты спрашиваешь?

– Просто этот твой Андреас показался мне немного странным, только и всего.

– Ну, швейцарцы вообще народ сдержанный.

– Как поохотились? – поинтересовалась Сэм.

– Шикарно. – Ричард явно вздохнул с облегчением, когда жена сменила тему. – Подстрелили сто восемьдесят фазанов. Я привез несколько штук. Пожалуй, надо оборудовать кладовку для дичи.

Она начала осторожно крутить на часах колесико – назад-вперед – и вдруг поняла, что уже много лет не носила часы, которые нужно заводить.

– Ты вроде бы пригласила на завтра кукловода?

– Да.

– И когда начало спектакля?

– В три. Но лучше приготовь проектор сейчас. Завтра у тебя будет мало времени – ты ведь еще за матерью собираешься ехать.

– Вот старая коза. – Он сделал еще один большой глоток виски. – Не сидится ей дома.

– А вдруг в один прекрасный день Ники скажет то же самое про нас с тобой?

– Не исключено.

– Тебя это не беспокоит?

Ричард пожал плечами:

– Нет.

Сэм снова поцеловала его в щеку.

– Пойду-ка я расскажу Ники сказку.

Она вышла из комнаты и закрыла дверь, потом высморкалась и вытерла слезы. Медленно поднялась по лестнице, возвращаясь мыслями к истории про человека, который убил дракона, а тот вдруг снова ожил. И даже превратился в двух драконов. Человек убил и этих двух, а вместо них появились четыре. Но в конце концов он все равно их всех победил.

– Уби-джуби-джуби! Так кто у нас гадкая девчонка?

Сэм смотрела на полосатую ширму. Панч, в своем колпаке и с огромным крючковатым носом, крутился во все стороны, молотил дубинкой по крохотной сцене и визжал:

– Гадкая, гадкая, гадкая, гадкая! Так кто у нас гадкая девчонка?

Кто-то из детей крикнул:

– Мама Ники!

Панч принялся важно расхаживать по сцене, повторяя себе под нос:

– Значит, мама Ники была гадкой, да? Мама Ники была гадкой, да? Мама Ники была гадкой, да? Придется нам в этом разобраться, верно?

– Да! – раздался в ответ хор голосов.

– Уби-джуби-джуби, так кто у нас гадкая девчонка?

Он развернулся и уставился прямо на Сэм, свесился над ширмой и поманил ее пальцем, палец был длинный – непропорционально большой по сравнению с размерами куклы, и это показалось ей странным.

– Уби-джуби-джуби, – повторял Панч снова и снова, маня ее пальцем и свешиваясь все больше. Ребятишки испуганно притихли, почувствовав, что сейчас произойдет нечто особенное. – Я думаю, ее следует наказать. А вы согласны со мной, дети?

– Да!

Панч выпрямился и снова постучал дубинкой по сцене:

– Наказать за то, что она вообразила, будто была в том самолете! – Он разразился смехом.

От злости и недоумения у Сэм сжалось сердце.

– Гадкая! Гадкая! Гадкая!

Дубинка замолотила по сцене. Бах-бах-бах! На сей раз сильнее и с явной угрозой.

– Так кого нужно наказать?

– Маму Ники! – ответил хор детских голосов.

«Прекратите это. Немедленно остановите. Прогоните его отсюда. Разве вы не видите, что он сумасшедший?»

– Мы можем поколотить ее дубинкой! – завизжал Панч. А потом исчез из вида. – Или можно…

Он появился снова.

Но теперь на нем была черная балаклава с прорезями.

Сэм попыталась отпрянуть, хотела упасть на ковер, но ее прижало к чему-то, к чему-то твердому… Нет, к мягкому. «Диван», – поняла она.

Сэм увидела сквозь прорезь его растянутые в улыбке губы, а потом Панч подмигнул ей, и вдруг его левый глаз вывалился, упал на пол, покатился по ковру, задребезжал по голым доскам, ударился о плинтус и понесся дальше, грохоча, как пушечное ядро.

Дети разразились смехом.

И тут Панч поднял с пола сцены что-то блестящее, металлическое.

Ее пробрала дрожь.

Дробовик.

Он быстро прицелился в нее.

– Нет! – закричала Сэм.

Она увидела струю пламени, вылетевшую из ствола, почувствовала, как ей обожгло щеку.

Свет погас, и на мгновение она погрузилась в темноту, липкую, приторную темень, давившую ей на глаза, на уши, проникавшую в рот. Потом над нею появился ряд красных цифр, и Сэм испуганно вздрогнула: очень уж они были яркие.

04:15.

Темнота приобрела красноватый оттенок, словно бы свет кровоточил. Сэм услышала рядом громкий храп, булькающий звук, снова храп. Потом голос Ричарда:

– Что случилось?

Она ощутила прохладный ветерок. «Сон, – подумала она. – Это всего лишь сон».

04:16.

Свет лился от часов, словно кровь в ванну. Ричард снова подал голос:

– Да что за хрень такая?

Сэм услышала, как он шарит рукой по постели. Затем раздался громкий лязг и звук льющейся воды.

– Черт.

Щелчок выключателя, и свет на мгновение ослепил ее.

– Елки-палки, – сказал муж.

Он смотрел на потолок, по которому во всех направлениях расходились трещины, словно морщины на старушечьем лице.