ничего не стал бы от нее скрывать. Обнажил бы свое сердце прямо сейчас, если бы был уверен, что это удержит ее здесь, не заставит сбежать.

— Почему я? В смысле, почему Кэтрин выбрала меня в качестве наследника? Из всех ее приемных детей за все годы. Почему я?

— Она любила тебя.

— Она любила нас всех, Эдвард.

Я глубоко вздыхаю.

— Дело в том, что ты была другая. У тебя никого не было.

Она отодвигается, смотрит на меня явно в замешательстве.

— Как и у других детей.

— Бабушка брала на воспитание детей, с которыми было трудно дома, Саммер. Во многих случаях братьев и сестер. Просто для того, чтобы они могли не разлучаться. Но ты была намного старше, и у тебя не было братьев и сестер. Ты была… Ты была…

— Трудным подростком?

— Да.

— И я была не нужна людям?

— Ты мне нужна.

Вырываются эти слова из самой глубины моего сердца, выдавая меня, но она слишком погружена в свои переживания, чтобы заметить это.

— И Кэтрин.

Ее улыбка так грустна, что я прижимаю ее к себе, стараясь утешить.

— Да, и ей тоже. Ей было наплевать на все дома, через которые ты прошла. Ей важно было подарить тебе дом. Она хотела быть родителем, который… Который… — Мой голос срывается, когда ее нижняя губа дрожит, и она опускает глаза, скрывая от меня слезы. Я глажу ее по волосам, целую в макушку, приподнимаю ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня. — Она выбрала тебя, потому что хотела, чтобы ты снова вернулась домой.

Блестящими от слез глазами она смотрит на меня.

— Она хотела, чтобы и ты вернулся домой.

— Знаю.

Да, это так. Бабушка хотела, чтобы мы жили вместе, стали настоящей семьей. Она верила, что мы принадлежим друг другу.

— Это место будет твоим домом столько, сколько захочешь, Саммер.

— Ты не можешь мне этого обещать.

— Могу.

Она качает головой, отталкивается от моей руки, пряча от меня глаза. И прячась от меня.

— Однажды ты захочешь остепениться. Поселись с кем-нибудь, — говорит она мне. — Вдруг кто-то не захочет, чтобы я находилась рядом.

Ты и есть этот кто-то.

Эти слова прожигают дыру в моем сердце, отчаянно вертятся на языке.

— Никогда, Саммер. Это я могу тебе обещать.

Скрежет в дверь нарушает тяжелую тишину. Саммер поднимает голову.

— Это Руфус.

Она приподнимается, но я мягко толкаю ее назад.

— Я впущу его.

Она улыбается.

— Ты знаешь, что он спит со мной каждую ночь?

— Знаю, — улыбаюсь я в ответ.

Открываю дверь. Руфус тут же врывается в комнату и мчится к кровати. Запрыгнув на нее, нарезает круги, ища себе местечко поуютнее.

— У него есть пунктик — прижать мои ноги. Лечь на них. Не важно, лежу я или стою, он обязательно устроится на моих ногах.

— Мне нравится ход твоих мыслей, Руфус, — бормочу я.

Присоединяюсь к ней под одеялом. Она прижимается ко мне, уютно устроившись в моих объятиях. Я, захватывая зубами ее мочку, борюсь с желанием провести губами ниже.

— Подло было бы вышвырнуть его, чтобы заняться с тобой тем, что мне хочется.

Она издает сонный смешок, прерываемый зевком.

— Ты ненасытен.

— Ты жалуешься?

— Никогда.

— А если лет через десять ты станешь жаловаться? — Я говорю это в пылу момента, но, как только слова слетают с губ, задерживаю дыхание, заставляю тело расслабиться.

— Ты такой забавный, Эдвард. Знаешь, ты мне нравишься таким. Не меняйся.

Она думает, что я шучу, но это не так.

Теперь я это знаю.

Я хочу ее. Я люблю ее. И сделаю все, что в моих силах, чтобы удержать ее.

Потребуется некоторое время, чтобы убедить ее, что она хочет того же. И благодаря бабушке у меня этого в избытке.

Глава 13

Саммер

— Саммер!

Крик Эдварда вырывает меня из нервного, возбужденного состояния. Сегодня бал. Сегодня! Молюсь, чтобы все прошло хорошо.

А вдруг он зовет меня, поскольку что-то пошло не так.

Я вылетаю из спальни как раз в тот момент, когда он входит и сразу же вталкивает меня обратно, закрывая за собой дверь.

— Что случилось? — Я едва смогла выдавить эти слова.

Он качает головой, проходит мимо меня к окну, смотрит на подъездную дорожку.

— Какого черта здесь делают мои родители?!

О-о-о! Я прикусываю губу.

— Джеймс говорит, что ты их пригласила.

Он смотрит на меня, в его глазах молнии.

— Да.

— Зачем?

— Повторюсь, я в качестве основы использовала списки Кэтрин. Она никогда бы не вычеркнула твоих родителей из списка. Вот и я не стала.

— Но…

Он проводит рукой по волосам. В этот момент в вестибюле раздается голос его матери, требующей внимания от персонала. Я немного съеживаюсь, но остаюсь при своем решении.

— Почему это такая проблема, Эдвард? Здесь будет много других людей, и она подтвердила, что они останутся только на одну ночь, а завтра уедут. Это всего лишь двадцать четыре часа. И ты обмолвился, что где-то в глубине души надеялся, что однажды у тебя с матерью все наладится. По-моему, бал — отличный повод!

Он смотрит на меня, вытаращив глаза.

— Она твоя мать, Эдвард, а не убийца с топором. — Я неловко смеюсь. — Уверена, вы сможете пережить один вечер вместе. И да, ты ведь еще встретишься с отцом. По твоему собственному признанию, между вами все наладилось.

Я подхожу ближе, удивленная его реакцией.

— Прости. Я должна была сказать тебе. Хотела. Но ты сначала не слушал меня, а потом… Не знаю, наверное, опасалась, что ты меня отговоришь.

Он пристально смотрит на меня, я сжимаю его руку.

— Все будет хорошо.

— Мне бы твою уверенность.

— Я одолжу тебе немного.

— Я беспокоюсь о тебе и о том, как она воспримет нас.

Мои ресницы трепещут при слове «мы». Теперь мы — это «мы»?

Я облизываю губы, пытаясь подобрать правильные слова. Он отпускает мою руку и отходит, оставляя призрачный холод.

— Мы устраиваем эту вечеринку вместе. В Гленробине, Саммер. — Он запускает пальцы в волосы, не глядя на меня. — Ткнуть мою мать носом в наследство так рано — рискованный шаг.

И вдруг вот так просто холод и напряжение рассеиваются. Он говорит не о наших отношениях, а о нашем совместном владении поместьем.

— Я смогу справиться с твоей матерью, Эдвард.

Он касается моей щеки, смотрит на меня. В его глазах боль.

— Если она причинит тебе боль, Саммер, или что-нибудь скажет, клянусь богом…

Я зеркально отображаю его жест и прижимаю ладонь к его щеке.

— А если она причинит боль тебе,