Я запер каптерку и отправился поглазеть на достопримечательности поселка, но, никаких достопримечательностей не обнаружив, купил у старухи, торчавшей на углу у здания местной пекарни, стакан семечек и, лузгая их, прогулочным шагом двинулся в расположение роты — близилось время обеда.

У проходной мне встретился лейтенант, чье лицо показалось странно знакомым. Последующее мгновение взаимного узнавания сильно испортило мое настроение: передо мной стоял Басеев — усилиями военных медиков не только спасенный, но и возвращенный в строй.

Жизнь, что и говорить, продолжалась…

Соблюдая уставные правила, я небрежно козырнул старшему по званию. Он вежливо кивнул мне в ответ.

Я уже вошел в проходную, спиной чувствуя пронзительный взгляд своего недруга, как вдруг прозвучало:

— Сержант… стоять!

Я замер.

— Ко мне!

Вразвалочку я приблизился к своему бывшему кровопийце.

— Отвыкли ходить строевым шагом, сержант?! — повысил он голос.

— Отвык и привыкать не собираюсь, — ответил я. — К тому же я не ваш подчиненный, поэтому орите не на меня, а в сторону.

— А ты наглец, сука…

— Не усугубляй, лейтенант, — сказал я, преисполняясь холодной яростью. — Ничем хорошим дело не кончится. Задницу я тебе лизать не буду, а начнешь войну — кишки из тебя выпущу хотя бы и на последнем выдохе. У тебя своя гордость, у меня — своя. И пусть они не пересекаются.

— Там, где я родился, — сказал Басеев, сузив свои глаза— маслины, — врагов не прощают, сержант.

— Ну так назначь время и место дуэли, — отозвался я. — Всегда готов.

— Мы пойдем другим путем, — внезапно остыв, рассудительно молвил политически грамотный Басеев фразу из наследия вождя мирового пролетариата и, круто развернувшись на каблуках, направился в сторону поселка.

— Понятно, — сказал я. — Партизанскими горными тропами.

Аппетит все-таки мне горец подпортил, и обед я проглотил, не ощутив вкуса пищи, как-то механически.

В принципе я подчинялся исключительно ротному, а также одному из заместителей командира полка, ведавшему инструкторами, а потому взводный Басеев имел ко мне отношение достаточно условное, но…

Да, именно в этом «но» и заключалась вся, так сказать, диалектика…

После обеда я наведался в канцелярию к ротному.

— Ознакомился с хозяйством? — последовал вопрос.

— Так точно.

— Впечатление о зоне?

— Памятник старины. Охраняется государством. В данном случае — надежно, поскольку стоят часовые.

— Без ребусов, сержант…

— Необходима кардинальная замена всех ограждений внешней запретной зоны.

— А… может, еще сезон простоят? — спросил капитан с тоскливой надеждой в голосе.

— Я не Нострадамус, — ответил я. — Но одно знаю точно: если что-то и делать, то летом, а не зимой. А лето уже завтра.

Капитан задумался. Потом произнес:

— Кстати, мне доложили, что на КП вышла из строя аппаратура.

— Поскольку пришла пора, — бездушно ответил я. — Она еще Бабеля с Мейерхольдом помнила, аппаратура эта.

— Ты без намеков, — нахмурился капитан, полагаю, не до конца уяснив, о ком это я.

— А какие тут намеки? Что у нас, по сути, имеется из исправных сооружений? Единственный забор и вышки. Все остальное — труха.

— Но где я возьму стройматериалы? — Капитан внезапно запнулся, осененный какой-то идеей. — Слушай… — произнес в раздумье, — а вообще-то кое-что можно найти…

— Что именно? — вопросил я требовательно.

— Арматуру, к примеру. Толстую, сантиметра четыре в диаметре…

— Пойдет, — сказал я. — Под опоры малозаметного препятствия. Сокращенно — эм-зе-пе. Вобьем в землю метра на полтора — века простоит.

— А прежними столбами караулку зимой топить будем, — заметил хозяйственный капитан.

— Так, — сказал я. — А что помимо арматуры?

— Еще столбики бетонные…

— Как раз для внешнего ограждения, — вынес я резюме. — Если достанем путанку для эм-зе-пе и колючку — можно считать, дело сделано.

Мной начал овладевать какой-то нездоровый пыл коммуно-тюремного созидания, чей вирус мгновенно проник и в капитана, озабоченно схватившегося за телефонную трубку.

— Куприянов?! — заорал он неведомому для меня собеседнику. — Эй, Куприянов, это Тарасов… Слышно плохо? Да телефон, твою мать, еще этого… Мерхо… то есть царя Николая слышал, м-да… Ты вот чего, Куприянов, ты мне проволоки не дашь? Колючей и гладкой. Да, путанка, точно, соображаешь. А я тебе новый объект караулом обеспечу. И зеками, естественно, осужденными то есть… Точно дашь? На всю жилую зону, учти. Конечно, не шутка. Что? Договоримся? Ну бывай, Куприянов, рассчитываю…

— Даст проволоку? — спросил я начальника по окончании разговора.

— У него нет выхода, — надменно ответил капитан. — И рабочей силы. А для нас она не проблема.

— И когда привезут арматуру?

— Уже сегодня, — последовал четкий ответ.

Затем капитан открыл сейф, извлек из него несколько мятых купюр, наказав:

— Дуй в поселок. Купишь три поллитровки и консервь подешевле.

— Оплата за арматуру? — позволил я себе некоторую иронию.

— Соображаешь, — степенно ответил ротный.

— Что, серьезно?..

— Выполняйте приказ, сержант, — вздохнул капитан, утомленный, видимо, порывом нашего обоюдного энтузиазма. — Водку — в канцелярию, дальнейшие указания — после отбоя.

После отбоя, дождавшись наступления тьмы кромешной, два взвода роты погрузились в бортовой грузовик системы «ЗИЛ», двинувшись в сторону арматурного завода, — объекта, в дневное время находящегося под нашим попечительством и представлявшего собой одну из так называемых «рабочих зон», где вкалывали на благо Родины зеки, производя ценную строительную продукцию.

Ночью объект пустовал, и вместо боевого конвоя в караулке находился безоружный гражданский сторож с милицейским свистком, чье применение в степной глуши могло преследовать разве что оздоровительные цели по развитию объема легких.

Не доезжая несколько сотен метров до объекта, наша машина остановилась на обочине, и солдатам было предложено на некоторое время вздремнуть, после чего я вручил превосходно знавшему сторожа ефрейтору Харитонову вещмешок с консервами и водкой, и тот, небрежно мешок подхватив, двинулся в сторону КП для выполнения ответственного задания ротного.

Прошло около часа, прежде чем из темноты донесся пьяный выкрик выполнившего свою миссию пулеметчика:

— Р-р-рота, в р-ружье!