Их матч я вслух комментировал, стараясь подражать знаменитому спортивному обозревателю Николаю Озерову. Так я мог просидеть час или даже два. Потом из гостиной мне кричали, чтобы я возвращался. Это означало, что наступил момент новогодних подарков.

Я не торопился, стараясь оттянуть удовольствие, и, открикиваясь, шарил ногами, ища заблудившиеся под столом тапки. Сунув в них ноги, я вставал и шел в большую комнату, где все очень радовались моему появлению, словно после долгосрочного визита в чужую страну к ним по трапу в объятия и крепкие поцелуи спускался какой-нибудь всеми любимый «дорогой Леонид Ильич».

Я вручал подарки, а потом меня отправляли спать. На этом праздник под названием «Новый год» заканчивался.

Жан-Поль Сартр однажды заметил с философской грустью, что человек по обыкновению совсем не то, чем он является. Прямо скажем, очень верное наблюдение. Но впадать в уныние все равно не стоит. Рядом с таким человеком, который «не то, чем он является», всем спокойно и радостно. А если он вдруг решит стать тем, кто он есть, то сразу же сделается до смерти скучно. Представляете, вы просите кого-то надеть шубу Деда Мороза и раздавать подарки, а он вместо этого усаживается за стол и как полный дурак начинает туда-сюда перекидывать детальки, воображая при этом, что играет в футбол. Черт знает что такое…

Поэтому, когда вас принимают за кого-то другого, не спешите протестовать и, упаси бог, устраивать революцию. Попытайтесь с уважением отнестись к чужой радости.

С моим приятелем Димой Наговским однажды приключилась удивительная история. Дело было теплым летним вечером, какие часто случаются в конце июля в Петербурге. Дима сидел на скамеечке возле Андреевской церкви, что на Васильевском острове, и читал книгу. Он очень увлекся и не заметил, как нему подсела девушка. Внешности ее Дима почему-то не запомнил. Сказал только, что волосы были кудряшками и покрашены темно-рыжим. Она, видимо, какое-то время сидела молча и вдруг позвала:

— Молодой человек!

Дима поднял голову.

— Вы — священник?

Этот вопрос застал Диму врасплох. В ответ он смог только пробормотать нечто нечленораздельное.

— Как это нет? — удивилась девушка и повторила свою фразу теперь уже утвердительно: — Вы — священник!

— Девушка… да я, собственно, тут…

— Только переодетый! — продолжила увлеченно девушка.

— … Курю вот… — Дима зачем-то поднял правую руку и показал девушке сигарету, дымящуюся между указательным и средним пальцами.

«Понимаешь, — говорил он мне, — я слегка растерялся. Да и как тут не растеряться, когда такое спрашивают».

Димины маловразумительные ответы, по-видимому, только укрепили девушку в ее догадках.

— Вы просто признаваться не хотите, — насела она снова. — Потому что курите. А курить вам не полагается! Думаете, сняли рясу, надели пиджак — так никто и не догадается? Кстати, этот пиджак вам очень идет.

«Сумасшедшая!» — мысленно испугался Дима, Но девушка разговаривала очень спокойно и даже ласково.

— И глаза у вас такие… как обычно у священников..

— Какие?

— Умные… и борода…

— Во-первых, у меня не борода, а бородка… — Дима, наконец, пришел в себя и решил отшутиться.

— Знаете что? — подмигнул он ей.

— Что?

— Я на самом деле — Дед Мороз. Просто сейчас лето, и я — в отпуске. А пиджак это так… для конспирации. Чтобы никто не догадался. Только вы, пожалуйста, никому, ни-ни… хорошо?

— Ой, да ладно уж вам! — слюняво хихикнула девушка. — Перестаньте!

— Перестаю.

Дима снова перевел взгляд на раскрытую книгу и принялся за чтение. Но девушка не уходила.

Через полминуты он снова поднял на нее глаза. Она смотрела на него с умилением.

— Что-то еще? — спросил он. — Я думал, мы все выяснили.

— Ну, признайтесь? Вы священник, а? Только переодетый. Я же все равно не отстану.

— Девушка! — строго произнес Дима. — Оставьте меня в покое.

— Все равно я, батюшка, не отстану…

— Да какой я вам… «батюшка»! — разозлился Дима. — Уймитесь!

Но девушка, похоже, униматься не собиралась:

— Ну, пожалуйста, а?

— Да что вы от меня, наконец, хотите? — продолжал сердиться Дима.

Он докурил сигарету и швырнул окурок в урну.

— Пожа-а-алуста! — умоляюще протянула девушка. — Мне очень нужен священник! Ну очень!

— Так идите в церковь, — немного успокоившись, посоветовал Дима.

— Мне очень нужен, — нудила девушка. — Вы ведь священник?

— Да, да! Хорошо! Священник! — зло согласился Дима. — Все? Или есть еще что-то?!

— Ой, я так и знала, так и знала! — радостно заголосила девушка. — И лицо! И борода!.. А сам курит. Я думаю…

— Так что вы хотели? — перебил ее Дима.

— Ой, вы знаете, — она заговорщицки понизила голос. — Мне исповедаться надо!

— Это не ко мне. Это только в церкви, — быстро сказал Дима. — Здесь нельзя… Категорически!

— Ой, ну, пожалуйста?

— Ладно, — Дима отложил книгу. — Говорите, что там у вас… То есть… — он запнулся. — Я хотел сказать… в общем… дочь моя, я обратился во внимание.

— Ой, как хорошо! А у меня такая проблема, такая проблема!

— Я слушаю, — произнес Дима, наклонив голову и придав лицу благостное выражение.

— Ой, спасибо! Я… понимаете, понимаете? Недавно замуж вышла…

— Так, — Дима наклонил голову еще ниже и благоговейно скрестил пальцы в районе грудной клетки.

— То есть, тьфу, не недавно, а год назад… Ну, недавно… А муж у меня, муж… значит, военный. А военные, военные, ну они… ну вы сами знаете. Известно кто! Извилина в фуражке! То есть мой, конечно, не такой… но тоже… Парень хороший, чё там. Вот и Танька моя мне говорит «Ты чё, грит, другим девчонкам так не везет». «Дура ты, грит, Карина» — это она мне, значит… Ой, я, батюшка, знаете, когда волнуюсь, такое несу, такое…

— Ничего-ничего, — ласково покивал головой Дима. Он уже постепенно начал входить в роль.

— Короче, — продолжила Карина, — купила я себе тут стринги. Ну, трусы такие, знаете?

Дима, секунду поколебавшись, неопределенно кивнул.

— Купила, значит, стринги… розовые. А муж говорит — такое носить нельзя! Грех! Это, правда, большой грех, да? Я их так люблю, знаете?

Дима молчал, всем своим видом давая Карине понять, что погрузился в размышления. Потом он развел руками и назидательно произнес:

— Грех это небольшой, дочь моя.