генерал, не будучи дипломатом, на долгие шесть лет уехал послом сначала в Швецию, а затем в Константинополь. Как справедливо пишет Е.В. Анисимов (1989), даже ставя подлинность письма А.И. Румянцева под сомнение, нельзя не удивляться его живости, детальности передачи моментов зримо встающей перед глазами казни неугодного наследника. Для этого, чтобы придумать эту потрясающую сцену, не зная обстоятельств, нужен был выдающийся талант мистификатора.

Я могу дополнить, что и с медицинской точки зрения описание в письме способа убийства и процесса умирания не вызывает принципиальных возражений – так действительно все могло произойти. Смерть в таких случаях наступает от закрытия дыхательных отверстий, часто сочетающегося со сдавлением груди массой тела нападавшего, что вызывает состояние острой асфиксии в течение единичных минут. Что очень важно, на теле жертвы при этом не возникает видимых глазом телесных повреждений…

Никаких врачебных записей, характеризовавших самочувствие Алексея в период заключения, не сохранилось. Косвенное указание о состоянии здоровья царевича содержится в Ежедневных записках, которые велись во дворце А.Д. Меншикова. Из них следует, что 26 июня, в момент посещения светлейшего князя, узник был «очень болен», а к вечеру скончался. Истинны ли эти данные или они являются отражением официальной версии правительства, установить сейчас невозможно. Н.И. Костомаров (1990) предполагал, что после прощания с сыном и проведения христианского приготовления к смерти, Петр распорядился привести в исполнение смертный приговор непосредственно в камере. В пользу этой версии говорит посещение Алексея духовенством в день смерти. Но оно могло быть вызвано и резким ухудшением здоровья осужденного…

28 июня, через 2 дня после смерти, тело Алексея было перенесено из крепости в Троицкую церковь[24], а еще через два дня предано земле рядом с покойной супругой. Траура в городе не было. Петр присутствовал на похоронах вместе с женой. Ныне захоронения царевича Алексея, его жены Софии-Шарлотты, а также тетки Марии Алексеевны, попавшей в опалу после процесса над племянником и умершей в 1723 г., находятся в стороне от других погребений Петропавловского собора, в скромном уголке под лестницей, ведущей на колокольню.

В последние годы царствования Петра I в стране возникли слухи о том, что погиб не Алексей Петрович, а другой человек. В связи с этим появились два самозванца, называвшие себя именем несчастного царевича: в Почепе – солдат Александр Селимов, в Астрахани – крестьянин Евстахий Артемьев. Оба были казнены. Позже, в 1738 году, некто Миницкий, вожак разбойничьей шайки, действующей близ Переяславля, также называл себя Алексеем. Самозванец был схвачен и посажен на кол.

* * *

Обратимся к судьбе других участников этого крупнейшего комплекса следственных процессов петровской эпохи. В числе казненных по делу Алексея Петровича был А.В. Кикин, один из руководителей Адмиралтейства. Царь спросил бывшего своего любимца на последнем допросе: «…что принудило употреблять ум свой в толикое дело?» Кикин смело ответил: «Ум любит простор, а от тебя ему было тесно». Разгневанный Петр покинул камеру пыток (Голиков И.И.,1798). Трагический конец Кикина стал в моральном смысле трагедией и для двух его друзей – царь, в числе других высших сановников, заставил подписать смертный приговор Б.П. Шереметева и Ф.М. Апраксина (Заозерский А.И., 1989). Знаменитый его дом, «Кикины палаты», был передан по указанию Петра I для размещения там библиотеки, позже вошедшей в состав Академии наук.

Родной дядя царевича А.Ф. Лопухин и его духовник, протоиерей Иаков Игнатьев также были казнены. Еще один подсудимый, Ростовский Епископ Досифей (Глебов) был колесован в связи со ставшими известными следствию фактами поминания им старицы Елены царицей, обещаниями возвращения ей трона, разрешением нахождения в монастыре в мирском платье. Царевну Марию Алексеевну, старшую сводную сестру Петра I, уличенную в передаче писем и денег матери от сына, заключили в Шлиссельбургскую крепость. Позже она была переведена в Петербург и содержалась под надзором в своем доме.

В начале процесса над царевичем в Суздаль был направлен капитан-поручик гвардии Г.Г. Скорняков-Писарев с ордером на обыск. В келье Евдокии были обнаружены письма Алексея. Она была арестована и доставлена в Москву, в Преображенский приказ. Опальную царицу обвинили в ношении мирского платья, в сожительстве с Глебовым, участии в «заговоре» сына. У арестованного майора были обнаружены девять писем Евдокии, не оставившие сомнений в характере их отношений. Ознакомленной с многочисленными свидетельскими показаниями, бывшей царице пришлось признаться в связи с Глебовым: «Я с ним блудно жила в то время, как он был у рекрутского набору; и в том я виновата» (Павленко Н.И., 1990). Следствие, однако, не смогло доказать причастности матери к бегству сына за границу. Сохранились протоколы допросов Глебова[25]. Он был раздет донага и поставлен босыми ногами на острые деревянные шипы. Избиваемый отрицал свое участие в заговоре против государя: «…по сим допросным пунктам С. Глебовым 22 февраля розыскивано: дано ему 25 ударов кнутом. С розыску ни в чем не винился, кроме блудного дела…» (Балязин В.Н., 1995). Тогда на плечи пытаемому положили тяжелый брус и под его тяжестью шипы пронзили стопы. Измученного гвардейца стали прижигать раскаленными углями, затем клещами. Он молчал, многократно теряя сознание от страшной боли. Глебов понимал, что судьба Евдокии – в его руках. Истязание длилось трое суток; кожа пытаемого покрылась ожогами, ссадинами и ранами. Как врача, меня потрясла не только физическая крепость, но и стойкость, мужество Степана Богдановича, разительно отличавшиеся от поведения царевича Алексея, легко выдавшего всех своих друзей – истинных и мнимых.

После трехсуточной пытки Глебов был брошен в подвал, так как лекари, присутствовавшие при истязаниях, заявили, что он погибнет, не дожив до казни, если допросы будут продолжены. Приводя эти натуралистические подробности, я хотел лишь показать, что характер и объем пыток, примененных к Глебову, не являлись каким-то исключением – это был типичный набор средств получения признательных показаний на допросах в то жестокое время. Читая о внезапно возникших и явно неожиданных для палачей смертях в ходе пыток, я ясно вижу их медицинские причины. Ими могли быть травматический шок, рефлекторная остановка сердца, приступ стенокардии, острая кровопотеря…

14 марта 1718 года С.Б. Глебову суд вынес приговор: «Учинить жестокую смертную казнь». Сохранилось ее подробное описание в письме австрийского посланника Плейера императору Карлу VI. В три часа дня 15 марта Глебов был доставлен на Красную площадь Москвы. Стоял тридцатиградусный мороз. Бывшие супруги встретились впервые за многие годы: Петр наблюдал за казнью из окна кареты, Евдокия – с арестантской телеги. Два солдата держали царицу за голову, не давая отвернуться и закрыть глаза. Глебова раздели и посадили на кол. Была применена персидская «разновидность» этой мучительной