исследовать друг с другом. Это молодой и свободный дух, и редкий взгляд на мальчишеское очарование Деклана. В его глазах радостный блеск, от которого мне хочется подбежать к нему.

Но что в этом веселого?

Пусть он поймает меня!

Глава 14

Элизабет

— Мой самолет вылетает завтра днем, — говорит мне Деклан, входя в гостиную.

— Что ты делаешь?

Я отрываю карандаш от бумаги и смотрю на беспорядочные буквы, понимая, как безумно это, должно быть, выглядит для него.

— Я должна продолжать пытаться.

— Я не обвиняю, дорогая. Мне просто любопытно, что означают все эти буквы.

— Я не знаю, — признаюсь я, пожимая плечами. — Наверное, я хотела посмотреть, есть ли что — то в этих именах. Что, возможно, если бы я взяла буквы и переставила их местами, я была бы… — Я позволяю своим словам затихнуть, когда осознаю, насколько глупо это звучит. — Я просто… я не могу сдаться.

— Я бы никогда не попросил тебя сдаться, но…

— Позволь мне остановить тебя, прежде чем ты скажешь мне, что я напрасно трачу свое время.

— Хорошо. — Отступая от темы, он продолжает:

— Итак, завтра днем…

— Я буду готова. Мне не так много надо упаковать, это не займет много времени.

— Я подумал, может быть, ты могла бы поехать куда — то. Ходить за покупками. У тебя почти нет одежды.

— Ты имеешь в виду потратить твои деньги?

— Наши деньги, — возражает он. — Но, если тебе неловко тратить их, позволь Давине потратить их. Это было бы не в первый раз.

— Что это значит?

— Однажды она украла мою копилку, чтобы купить себе пару шатких роликовых коньков.

Я смеюсь над его фарсовым возмущением.

— Значит, она тебя ограбила?

— В значительной степени — это непростительный поступок. Я копил эти деньги в течение долгого времени.

Моя улыбка исчезает, когда в меня закрадывается зависть.

— Что не так?

Я делаю паузу, не зная, что сказать, когда наконец говорю.

— У тебя действительно было счастливое детство, не так ли?

Его лицо смягчается от эмоций, когда он видит затаенную печаль в моих глазах. Он не отвечает мне сразу, пока я не заставляю его.

— Да. Я был счастливым ребенком.

Во мне зреет негодование, но не из — за Деклана. Это для всех людей, которые предали меня, моего отца и Пика. Я не ненавижу Деклана за то, что у него была хорошая жизнь, но я бы солгала, если бы сказала, что не ревную, потому что я, потому что это несправедливо.

— У тебя есть все эти замечательные истории, которыми ты можешь поделиться со мной, а у меня нет ни одной, которой я могла бы поделиться с тобой.

— Да ладно, у тебя должны быть какие — то хорошие воспоминания с твоим братом.

— Честно говоря, — начинаю я, а затем делаю паузу, чтобы крепче сжать руку, чтобы сдержать угрожающие слезы. — Об этом слишком больно думать.

— Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как ты потеряла его. Дай ему время.

Я думаю о словах, которые он выбрал: потеряла его. Как будто Пик был связкой ключей, которые я потеряла. У меня все внутри сжимается, когда я думаю об уродливой реальности.

Я не теряла его.

Я убила его.

Я сомневаюсь, что какое — то количество времени уменьшит агонию, которая мучает меня из — за того, что я сделала.

— Эй, — тихо говорит он. — Вот почему ты должна выбраться из дома. Тебе нужно отдохнуть от всего. Свежий воздух и небольшое отвлечение пойдут тебе на пользу.

— Ты собираешься отпустить меня одну?

— Нет.

— Я так и думала. — Я издала слабый смешок. — Я позвоню Лаклану.

— Почему бы тебе не позвонить Давине?

Я кладу карандаш и блокнот на кофейный столик и тяжело выдыхаю.

— Могу я просто позвонить Лаклану?

— Почему ты так боишься заводить друзей?

— Во-первых, я не боюсь. А во-вторых, зачем мне друзья, когда у меня есть ты? Я не из тех девушек, у которых есть эта постоянная потребность сплетничать и болтать о вещах, в которых я не нахожу никакого значения, — объясняю я с долей раздражения.

— Женщины порочны и ехидны, это всем известно.

— Если бы это было правдой, что это говорит о тебе?

Я прищуриваюсь на него, но он только ухмыляется.

— Я злобная, но я не ехидная.

Он качает головой, глядя на меня.

— Сделай мне одолжение. Ублажи меня.

— Почему я должна?

— Потому что она практически единственная семья, которая у меня есть, — говорит он мне. — Она хороший человек. Немного игривая, но у нее добрые намерения, и ей можно доверять. Я также думаю, что тебе было бы полезно начать выходить на улицу — завести друга.

— У меня никогда не было друзей.

— А как насчет того, когда ты была ребенком и училась в школе?

— Все девушки были слишком заняты, высмеивая меня. Меня дразнили каждый день. — Я пожимаю плечами, вспоминая стыд и смущение. — Я даже не знаю, как быть кому — то другом.

Он берет мои руки в свои и говорит:

— Просто будь собой.

— Ну, есть идея. — Мой голос граничит с болезненностью. — Жаль, что я понятия не имею, кто я такая.

— Ты можешь этого не видеть, но я могу. Я вижу в тебе совершенно новые черты, совсем не похожие на ту девушку, которую я встретил в Чикаго. Твой смех, юная игривость, которая появляется время от времени, принадлежат тебе Элизабет, — он уверен в своих словах.

— Нина никогда бы не бегала по этой квартире, смеясь и заставляя меня гоняться за ней, как ты сделала прошлой ночью. По мере того, как проходит больше времени, все больше раскрывается, кто ты есть на самом деле. Но если тебе нужно знать, кто ты есть, и ты не можешь найти это внутри себя, тогда приди ко мне, и я скажу тебе.

Я киваю, не в силах говорить из — за переполняющих меня эмоций. Глядя в его глаза, я сбита с толку любовью, которую он испытывает ко мне. Его терпение и уверенность начали формировать для меня прочную основу. Я доверяю ему, но я все еще подавляю так много неуверенности, которой мне еще предстоит поделиться с ним. Однако его намерения благие, он только хочет, чтобы я процветала и была счастлива. Он никогда намеренно не ставил меня в неловкую или небезопасную ситуацию.

— Так ты ей позвонишь?

Ради него я попробую поступить, как хочет он.

Он дает мне ее номер, и когда я звоню, она в восторге от упоминания о покупках и