Парень служит недавно. Тут он на практике. Нравится ему. Рассказывал увлеченно. Интересно рассказывал.

И ей все тоже нравилось. И не только это так называемое судно. Но и он сам. Белозубо-голубоглазый.

А на следующий день он пригласил ее посмотреть, как матросы живут. И чем в свободное время занимаются.

Трюм. Каюты маленькие. Тесные. И сидят плотно несколько человек ребят. В карты играют. Пригласили. Выходной.

Нет. Спасибо. Она карты не любит. Ей все посмотреть интересно.

– А вы тоже так живете? В такой каюте? – спрашивает его.

– Пока так же. Пока еще морское училище не окончил. Скоро закончу – повыше переведут.

А потом и говорит:

– Пошли покажу, как я живу сейчас.

Благо каюта его была рядом.

…Как это получилось? Она и потом не могла себе объяснить. Но… это море, это путешествие… и свобода от всего настоящая… эти белые зубы…

И как же было хорошо с ним!

Потом он, немного смущаясь и радуясь, провожал ее на ее палубу. Потом – до ее каюты. Потом – зашел…

Посидели. Поговорили.

И опять все было хорошо. И в отличие от его темной каюты в трюме матросском здесь было очень солнечно. Они купались в нежности, в золоте солнца, друг в друге…

И все.

…Через два дня путешествие заканчивалось. И приключение – она это так и назвала – тоже.

Она сошла на берег. Чистая от моря, свежая от морских брызг… Радостная от отдыха. От всего.

… Через какое-то время она поняла, что беременна.

Муж ликовал. Наконец-то! Вот стоило ей немного отдохнуть, воздуха и впечатлений набраться – так сразу!

И в положенное время родилась у них девочка. Назвали ее Мариной. Морская, значит.

Муж хотел Лилей назвать.

Но она:

– Нет! Марина! – говорит. – И точка. Марина – и все!

И все было у них хорошо. Еще лучше, чем прежде.

Детей у них больше не случилось. Хотя муж и хотел. Но он был так счастлив этой девочке, что и не переживал. Дочка ласковая. Умная. Красавица синеглазая. Что еще надо?

Муж говорит:

– Сразу видно, в любви родилась.

И добавляет:

– Вырастет, будет как мы с тобой – математиком.

А выросла Марина – и художником заделалась.

И почему-то все – как у Айвазовского. Все море рисует. Только море. Во всех его видах и проявлениях.

– Откуда у нее это?! – недоумевает отец. – Талант этот?

А мать улыбается и радуется тихо. Как будто какой секрет знает. И хранит.

Но главное, думает, что все счастливы.

Как хорошо иногда по морю на корабле прокатиться! Тьфу! На судне!

Она открывает небольшую комнату, от которой при заселении ей дала ключ администратор пансионата. Комната неплохая, чистенькая и не темная. Но недостаток есть. Снаружи, из коридора, она кажется служебной. Она и была раньше служебной. Но в этот раз такой наплыв отдыхающих, что не хватает мест. И директор решила отдать комнату бывшей бухгалтерии под отдыхающих.

И отдала прибывшей Ларисе из Питера.

Снаружи эта дверь еще не потеряла своего служебного вида. Даже след от таблички остался. И время от времени туда стучится кто-нибудь. Кто по делу служебному по привычке, кто случайно.

Женщина устала. Да и настроение ужасное. Не везло ей последнее время. Да и предпоследнее тоже. Мама болела долго. Было трудно. А когда не стало ее, мамы, стало еще трудней. Невыносимо просто стало. Тоска. Да и на работе… вроде все как прежде… только все не так. Впала в депрессию. Да еще вот… и любимый ушел, кажется. Да, пожалуй, уж и не кажется. Уже больше недели любимого нет. А сейчас так бы был нужен.

Все говорят, отдохнуть надо ей. Но куда там! Даже боится она какого-нибудь отдыха. Будет слишком много времени думать.

Но вот – эта путевка в пансионат. Подруга неожиданно предложила. И хоть не хотела Лариса, но подруга буквально заставила ее поехать. Отдохнуть от всего заставила. Жалко было смотреть на сникшую женщину.

…Первые три дня прошли никак. Лариса потом ничего и вспомнить-то не могла про эти первые дни. Сплошная серость и будни.

Но вот…

Идет она в свой номер, то есть в свою комнату, а там… кто-то возится у ее двери. То ли открыть хочет, то ли посмотреть в замочную скважину…

– Что вам нужно здесь?!

– А вам?

– Я здесь живу. Это моя комната.

– Как так? Это бухгалтерия. И здесь работает моя тетя. А когда она уезжает, я здесь бываю… иногда. Отдыхаю… – почему-то стал оправдываться.

И парень, а это оказался молодой парень, смущенно почему-то протягивает ей свой ключ. В качестве доказательства.

– Вот он. Смотрите. Этот ключ.

– Да, но мне дали эту комнату, и сейчас здесь я живу. Уже, кажется, три дня… кажется… живу.

И такая тоска в голосе. И – то ли равнодушие, то ли… безысходность такая…

Молодой человек смутился. Женщина симпатичная. Красивая даже, хоть и прилично старше его. Но неживая какая-то. А глаза у нее серые-серые. Лицо грустное-грустное. И опять эти глаза… И смотрит как бы в никуда. Такого не видел раньше.

– Да-да… конечно, живете… Живите. Просто я к ней приехал. Но неважно. Вы… конечно, живите… здесь…

Она хотела сказать спасибо. Не сказала. Просто полоснула по нему серебром глаз своих. А в ответ ей – синее-синее загорелось. Взгляд его.

Она медленно открывает комнату. Медленно входит. Не запирает изнутри. Зачем? Вообще – всё зачем? Этот пансионат… эта никому не нужная ее жизнь…

И села Лора – так ее мама звала – на серый диван. И сидит долго. Даже не знает, сколько сидит в этой, как сейчас видит, убогой серой комнате.

Сидит. И время обеда пропускает… И ужина…

Вот уж и смеркаться стало. Посерело вокруг еще больше. Окончательно.

День заканчивался.

Дверь скрипнула совсем тихо.

Вошел парень. Тот самый. Что из этой комнаты. Тихо вошел. Тихо подошел. Тихо сел рядом на диван. Единственный стул в комнате был занят ее почти не разобранным чемоданом. Потому, наверно, и сел на диван.

И сидят оба. Молча сидят.

Потом он встает, медленно, осторожно берет ее за руку, помогает подняться. И молча повел из комнаты.

Шла покорно. Руку не отнимала. Было все равно.

Столовая уже почти опустела.

– Надо поесть. Сейчас попрошу у повара что-нибудь. Поздно уже…