Из развалин казармы, подступающих к дороге, кто-то анонимно швырнул булыжник. Я проделал крутой вираж, уходя от удара, и поддал газу.

– Неплохо, – отозвалась Виола. – Но нам всем станет лучше, если ты поедешь еще быстрее. Мы же не гопников тут приманиваем, верно?

Машина слушалась руля, но люфт в баранке был просто чудовищный. И сзади постукивали разболтанные тяги стабилизатора. Однако вскоре я приспособился к строптивому норову российской машины и поехал быстрее.

Прямые участки остались сзади. Проезжая часть петляла между перелесками и скалистыми островками. Мы промчались через пустой, наполовину разрушенный поселок. Кто-то тут неплохо позажигал, зашвыривая гранаты на крыши. Белели человеческие кости, в канаве слева от обочины мелькнули полуразложившиеся трупы – умерли эти люди не больше недели назад. Над телами роились мухи, снялась, медленно махая крыльями и недовольно каркая, горбоносая птица. Из клюва свисал на тонкой жилке фрагмент кишечника. В салоне автомобиля зависла драматическая тишина. Отвлекаясь от дороги, я перехватывал пытливые взгляды Виолы – чего она так уставилась? Ей в затылок неровно дышал верный почитатель. Только коротышка, которому надоело баловаться с биноклем, подпрыгивал на заднем сиденье и что-то мурлыкал под нос.

– Кончай скакать! – раздраженно прикрикнул я. – После тебя придется развал-схождение делать… Виола, прекращай смотреть, – меня уже бесили ее придирчивые взгляды. – Что, у меня там ухо дополнительное выросло?

– Не ухо, – хихикнул коротышка.

Навстречу из-за поворота, простуженно рыча, чадя, как печка в безветренную погоду, выскочила какая-то цыганская тарантаска с мотором. В лучшие времена это был компактный грузовичок. Умельцы добавили в конструкцию решетчатую обечайку, превратившую машину в передвижную тюрьму, и пулеметную кабину в задней части кузова, возвышающуюся над чудом творческой мысли. Устойчивостью эта штука не обладала, развить высокую скорость не могла, но смотрелась грозно и могла перевозить до взвода «личного состава». Для пущего куражу периметр решетки был унизан человеческими черепами, а на кабине болталась тряпища с бахромой, символизирующая флаг. Присмотревшись, я обнаружил, что это несколько десятков сшитых воедино женских лифчиков. Если раньше рисовали звезды на фюзеляже – по количеству уничтоженных врагов, – то теперь, значит, вот так…

– Новое слово в швырянии понтами, – процедила Виола. – Стараются, кто во что горазд…

– Снова силы зла… – мелодраматично простонал коротышка.

Мы промчались мимо неторопливо ползущего уродца. Из зарешеченного кузова что-то орали люди. Водитель грузовика давил на звуковой сигнал, исполняя любимую композицию футбольных болельщиков.

– Отозваться надо, – спохватилась Виола и, не дожидаясь, пока я включусь в игру, подалась ко мне и налегла на баранку. – Не соображаешь, Михаил? Где твоя корпоративная вежливость? Они же свои! Могут и заподозрить, что что-то неладно…

– Прости, – пробормотал я, выравнивая машину. – Не дошло до жирафа. Ты знаешь этих развеселых парней?

– Подозреваю, это банда Адвоката, самая влиятельная из промышляющих в долине Ветров. Могут и в соседние долины наведаться – с нашим, так сказать, почтением, если чуют свою силу… Только не спрашивай, почему отморозка обозвали Адвокатом, я не знаю. Возможно, с зоны погоняло – разруливал конфликты между зэками, вот и прижилось… Хотя из былого амплуа он явно вырос, конфликты разрешает самым действенным способом. С Любомиром Адвокат старался не враждовать, но несколько раз возникали напряженные ситуации…

Мы пережили легкий шок, когда за следующим поворотом возник застрявший у обочины тяжелый джип, увешанный болванками и увенчанный «сексуальным» четырехствольным пулеметом «ГШГ». У спущенного колеса грудилась кучка бородачей в «полевой» форме. Оружие с них свисало буквально гроздьями. У одного за спиной висела «Муха» – одноразовый гранатомет. Услышав шум мотора, бородачи оживились. Кто-то выбежал на дорогу, замахал – дескать, требуется помощь. Тоже, видать, «свои»…

– Надеюсь, мы не собираемся останавливаться? – заволновался коротышка.

– Объезжай его, – бросила Виола, – только не дави. Пусть ломают головы.

Чтобы объехать этого «рыцаря дороги», пришлось погрузить левые колеса в канаву. Он что-то орал, сверкая воспаленными глазами, семафорил, как матрос-сигналист. Недоуменно таращился нам вослед – мол, что за дела. А мы уже ушли за поворот. Я утопил педаль акселератора, чувствуя грядущие неприятности.

– Нехорошо это, ох, нехорошо… – сетовала Виола. – Такая публика шутить не любит… Народ серьезный – те самые парни, у которых никогда не кончаются патроны в автоматах, – она усмехнулась, – и бензин в бензопилах. Средства связи с другими подразделениями у них, безусловно, имеются… Слушай, Михаил, – она уже второй раз обратилась ко мне по имени, – ты говорил, что бывал в этой долине и знаешь объездную дорогу через лес…

Не говоря ни слова, я свернул налево за ближайшей горкой бетонного крошева и направил наши колеса к чернеющему неподалеку ельнику. Через несколько минут мы катили по лесной дороге, напоминающей вздымающееся море. Скорость снизилась, но здесь, похоже, нам ничто не грозило – хвойный лес обжимал грейдер, как бордюр – гравийную дорожку. От монотонных подскакиваний на ухабах коротышка вскоре уснул, да и я почувствовал, как расслабляются члены. Глаза слипались, я тряс головой. Самое время было остановиться, передохнуть, что-нибудь перекусить…

Машину подбросило – я не заметил вросший в землю камень. Проснулся коротышка и завел брюзгливую песню:

– Ну, вот, отлично поспал пять минут… Михаил Андреевич, по твоей милости мы останемся без колес, без машины, нас рано или поздно убьют и вряд ли похоронят в гробах из ценных пород дерева…

– Заткнись, – буркнул я. – Выезжаем из леса.

Ельник основательно разредился. По всем приметам, мы ехали краем долины. Слева за деревьями проступали очертания голых скал. Они стояли так тесно, что формировали фактически сплошную стену, лишь в отдельных местах просматривались узкие седловины и расселины. Местечко было мрачное, источало недоброжелательную ауру. Но и здесь, похоже, до начала «конца» проживали люди – по крайней мере, использовали это место для своих нужд. Между скалами просматривались строения с двускатными крышами. Зияли пустые оконные глазницы, чернел остов сгоревшего автомобиля и траурная кучка выбеленных костей под колесами. Истлевший труп собаки, пронзенный штырем арматуры. Мы проехали примыкающую к дороге щебеночную аллейку, относительно сохранившийся бревенчатый барак, издающий заунывные звуки (ветер сновал по пустым помещениям и музицировал в пустотах крыши). Теперь и справа появлялись скалы – потеснилось пространство, сузился проезд.

– Паленым, кажется, запахло… – как-то глуховато пробормотал Степан.

– В каком это смысле? – насторожился я.

– В фигуральном, – успокоил коротышка. – Михаил Андреевич, а ты не знаешь, чего мы плетемся, как сопля по паркету? Там у тебя под ногами справа есть педалька, самое время про нее вспомнить…