Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Притом что многие иммигранты-евреи из Восточной Европы наверняка хотя бы немного говорили по-русски, большинство происходили из Польши, а уроженцев России (и довоенных эмигрантов, и бывших советских граждан) было относительно мало. Родившиеся в России Иосиф и Фаня Фаундиллер, жившие когда-то по соседству с моей семьей в мельбурнской многоэтажке, где прошло мое детство, были эмигрантами первой волны и в межвоенные годы находились во Франции и Польше, затем перебрались в Палестину, где обменяли нансеновские паспорта на палестинские, а потом, в мае 1947 года, уехали в Австралию. Григорий Сальников – один из немногих советских евреев, за чьей судьбой мне удалось проследить, иммигрировал в Австралию вскоре после окончания войны и почти всю свою взрослую жизнь считался там русским. После службы во французском Иностранном легионе и периода, проведенного в европейских лагерях перемещенных лиц, он прибыл в 1948 году в Мельбурн, но через год опять уехал: сначала в Британию (остается непонятным, как ему это удалось), а затем добровольно репатриировался в Советский Союз[207]. Как ни странно, из всех иммигрантов-евреев, что приезжали в Австралию, наиболее крепкую связь с СССР чаще всего сохраняли польские евреи, которым выпало провести военные годы в Советском Союзе в качестве эвакуированных или депортированных лиц или воевать в рядах Красной армии. Среди этой примечательной группы переживших холокост, лишь сравнительно недавно привлекшей внимание историков, было много таких людей, кто имел возможность покинуть СССР после войны и затем попасть в Австралию через лагеря ди-пи в Германии и Австрии. Уроженцы Польши Сэм Фишман и Северин Пейсахович оказались в Австралии после того, как бежали во время войны из родных мест на восток и отслужили в Красной армии. В 1948 году двадцатидвухлетний Фишман пугал других пассажиров, находившихся на борту «Дерны», тем, что дерзко носил гимнастерку и распевал советские песни[208].
Проблемы безопасности
Я спросил сотрудника службы безопасности, пытаются ли коммунисты внедряться в лагеря перемещенных лиц. «Кое-кто пытался, – ответил тот, – но это очень рискованное дело. Обитатели лагерей сами сильно настроены против коммунизма». Недавно один псевдополяк проник за железный занавес, явился в Гамбург и подал заявку на получение статуса ди-пи. Сотрудники допросили его, проверили правдивость его рассказов и выяснили, что он лжет. Тогда тот человек сознался, что он русский и что его подослали шпионить. Но сам он не хотел быть шпионом! Он хотел эмигрировать в Америку, Австралию или еще куда-нибудь. «И как, взяли его?» – спросил я. – «Да боже упаси!» [209]
Это одна из историй, рассказанных австралийским автором путевых очерков Фрэнком Клунсом о его коротком визите в транзитный лагерь ди-пи в декабре 1949 года. Конечно, было и много других «псевдополяков», и, разумеется, не все они были советскими шпионами. Большинство из них так никто и не вывел на чистую воду, они оставались в лагерях перемещенных лиц и могли стать австралийскими иммигрантами. Двое настоящих шпионов, поставлявших сведения на Лубянку, после войны перешли из советской зоны оккупации в британскую и объявили себя беженцами. Получив статус перемещенных лиц, они оказались в лагере украинских ди-ди, где всем заправляли ярые украинские националисты-эмигранты. Без ведома местного представителя UNRRA они проводили собрания, где чтили память «павших борцов с большевизмом» и предлагали помочь шпионам избежать репатриации, для чего тем следовало назваться вымышленными именами и объявить себя западными украинцами, имевшими до войны польское гражданство[210].
Австралия заявляла, что ее служба безопасности проводит безупречный досмотр, «настолько тщательный и настолько строгий, что не возникает практически никакого риска, что в Австралию смогут проникнуть подрывные элементы». Она откомандировывала сотрудников разведслужб в австралийскую военную миссию в Берлине, где они работали сообща с британской и американской разведкой в оккупационных зонах. Но на деле, конечно же, все ее проверки и досмотры были несерьезными и «бессильными против козней подрывных элементов в той хаотической обстановке, которая все еще сохранялась во время операции по переселению ди-пи», – как отмечал в 1949 году один критик и бывший сотрудник службы безопасности в Европе[211]. Ди-пи не составляло большой трудности ввести в заблуждение членов отборочных комиссий, а тем, напротив, было слишком сложно проверять правдивость всех деталей биографий отдельных людей, если только не шла речь о членах нацистской партии в Германии (каковых среди ди-пи, скорее всего, было совсем мало), или о действующих агентах разведслужб, с которыми имели дело британская и американская разведки. На практике австралийская отборочная комиссия во многом просто полагалась на IRO, которая предварительно проверяла биографии подателей заявок, однако и IRO находилась в таком же невыигрышном положении – и к тому же была сильно заинтересована в том, чтобы выпроводить ди-пи из Европы и сделать так, чтобы их приняли другие страны. Отказы по соображениям безопасности давались довольно редко: из 12 тысяч кандидатов, чьи заявки рассмотрели австралийцы в Германии, на этих основаниях были отклонены всего 500 кандидатур[212].
Казалось бы, можно было ожидать, что главным предметом беспокойств и подозрений для международных организаций по делам беженцев и для стран, готовившихся