к приему перемещенных лиц, станет возможная иммиграция нацистов, коллаборационистов и военных преступников. На деле же все обстояло не так. В первые послевоенные годы UNRRA как организация, до некоторой степени симпатизировавшая левым, помнила о том, что коллаборационистам помогать нельзя. Но к тому времени, когда на сцену вышла IRO с ее негласными задачами – противодействовать СССР и по возможности быстрее выдворять беженцев из Европы, – холодная война уже шла полным ходом, и главным пугалом в западной пропаганде, потеснив нацистов, сделались коммунисты. О том, что приоритеты резко поменялись, свидетельствовали и слова генерал-майора Галлегана из австралийской военной миссии в Берлине, которые он произнес, когда предложил включить венгров в список «предпочтительных национальностей»: он с одобрением добавил, что «в политическом отношении они на 99 % антикоммунисты»[213].

В целом перемещенные лица явно и горячо выражали антикоммунистические настроения, как того и следовало ожидать от представителей группы, которая отказывалась возвращаться в свои родные страны, находившиеся под властью коммунистов. Конечно же, бывали и исключения, но довольно редко[214]. Однако все ди-пи понимали, что в любом случае не стоит выражать симпатии к коммунизму ни в беседах с чиновниками из отборочной комиссии, ни даже в обычных разговорах с соседями по лагерю, потому что в управлявших лагерями комитетах преобладали непримиримые антикоммунисты. Лишь евреи из числа ди-пи изредка могли упоминать социализм как одно из возможных политических предпочтений. Словом, сами ди-пи бдительнее всех и следили за тем, чтобы никуда не пролезли коммунисты: они доносили и на своих товарищей по лагерю, и на подозрительных лиц уже по пути в Австралию, да и потом, по прибытии туда.

В самой Австралии евреев и коммунистов часто отождествляли. Пока продолжалась шумиха в прессе из-за того, что на борту «Дерны» в ноябре 1948 года оказалось слишком много евреев, в разных изданиях появлялись публикации о том, что на пароходе якобы были «агитаторы-коммунисты», а пассажиры-евреи распевали «русские песни» – подразумевалось, что песни были советские и коммунистические. (Здесь главным «преступником» был Сэм Фишер[215].) Несколько месяцев спустя, когда прибыл корабль «Фейрси», ходили слухи, что некоторые пассажиры, находясь на борту, проявляли «явные симпатии к коммунизму», и об этом даже задавали вопросы в парламенте[216]. Похожие стычки – с обвинениями в коммунистических взглядах и контробвинениях в пособничестве фашистам – происходили и на кораблях с русскими и еврейскими беженцами, отправлявшихся в Австралию из Китая, и в этих случаях тоже «злодеями-коммунистами» оказывались, как правило, евреи.

Главными мишенями обвинений в коллаборационизме стали мигранты-прибалты – отчасти потому, что многие из них служили в добровольческих отрядах вроде Латышского легиона СС, сформированного при покровительстве немцев в качестве якобы независимого воинского соединения почти сразу же после того, как Германия оккупировала Латвию (в середине 1941 года), однако уже вскоре брошенного на линию фронта под немецким командованием. Воевали латыши и непосредственно в немецких войсках СС – сначала как добровольцы, а потом и как призывники.

Эта проблема не давала покоя чиновникам UNRRA, а потом и IRO. Изначально UNRRA объявила, что никто из перемещенных лиц, служивших в прошлом в Латышском добровольческом легионе и в войсках СС, не может претендовать на получение помощи от нее, хотя это и вызывало возражения у некоторых американских военных, находившихся в Европе: они полагали, будто латышей насильно загоняли в эти отряды[217]. IRO, пришедшая на смену UNRRA, поначалу придерживалась той же политики, но, подобно другим тогдашним антиколлаборационистским курсам, и эта политика вскоре начала ослабевать. В марте 1948 года бывшие солдаты Латышского легиона и немецких войск СС, чьи заявки ранее уже отвергались IRO, снова обращались туда, и теперь их уже без возражений рассматривали, ссылаясь при этом на «изменение в политике IRO в отношении прибалтов, воевавших в немецких военных формированиях», которое, впрочем, нигде не афишировалось. В сентябре 1950 года американская комиссия по делам перемещенных лиц начала одобрять заявки на переселение от бывших латышских легионеров после того, как Госдепартамент выпустил постановление, где говорилось, что, хотя Латышский легион и сражался на стороне немцев, его «цели, идеология и деятельность» все-таки отличались самостоятельностью[218].

В глазах австралийских властей служба в Латышском легионе или в войсках СС, похоже, никогда не представлялась страшным грехом, хотя, как правило, и они считали такую деталь биографии нежелательной. Набирая латышей для первой партии иммигрантов, которым предстояло отправиться к берегам Австралии в 1947 году, австралийское правительство «просило, чтобы предпочтение отдавалось тем, кто никогда не служил в немецких войсках, даже если речь идет о принудительной службе». О перемещенных лицах, служивших в Латышском легионе, отдельного упоминания не было ни в этом документе, ни в каком-либо другом из папок, имевших отношение к политике отбора перемещенных лиц[219], но можно предположить, что в 1948 году политика Австралии все-таки заключалась в том, чтобы не брать бывших легионеров.

Эта политика пришлась не по душе по меньшей мере одному сотруднику австралийской отборочной комиссии: он предупредил, что из-за нее Австралия лишается «превосходных кандидатов» и что эти ди-пи пойдут нарасхват у американцев и канадцев. Он подкреплял свое мнение тем, что действия этих людей отражали «более или менее естественное желание воевать не столько за нацистский режим, сколько за собственную свободу». Возможно, Австралия продолжала и дальше придерживаться этого запрета, поскольку один латыш, бывший эсэсовец (о чем сообщала даже татуировка, сделанная в 1944 году), получил отказ от австралийской отборочной комиссии в марте 1951 года, хотя к тому моменту его вторично поданная заявка успешно прошла через фильтр IRO (и в ноябре того же года его приняли США). Впрочем, возможно, этот случай стоял особняком и не свидетельствовал о последовательном применении прежней политики. Служившие в другом добровольческом воинском формировании – Русском корпусе – и при этом «слишком гордые, чтобы скрывать свое прошлое», до 1951 года не могли ни получить статус перемещенного лица, ни стать участниками программы массового переселения под эгидой IRO. Между ними и латышскими легионерами была разница: Русский корпус до самого конца оставался добровольческим отрядом, а Латышский легион перестал быть добровольческим, и солдат туда набирали по призыву. Но в 1951 году IRO сняла ограничения и для бывших бойцов Русского корпуса, и некоторые из них смогли уехать в Австралию по программе массового переселения[220].

Конечно, Колуэлл всегда готов был огрызнуться на любую «клевету» в адрес его «прекрасных прибалтов» и вообще отмахнуться от неудобного вопроса о коллаборационизме латышей. Когда стало известно о том, что представитель IRO, побывавший в лагере ди-пи, раскритиковал прибалтов за то, что они «чересчур громко обеляют своих