– Может, мне съездить к вам в тур? – лукаво осведомилась Жасмин.

– Пожалуйста, – улыбнулся Леон. – Только я скоро опять улечу.

– О, Боже! Куда? Ты же только что вернулся?

– А мне здесь скучно. Погулял-погулял и опять – туда, в пустоту. – Леон рассмеялся и потянулся за коньяком. – Скорее всего, военным комендантом Ассамблеи на луны Нептуна. Или, может, Джупа, хотя это менее вероятно.

Жасмин внимательно посмотрела на него. Леон снова наполнил рюмки и, поймав украдкой ее взгляд, удивился тому задумчиво-оценивающему выражению, что притаилось в глубине ее глаз. Казалось, она размышляет о чем-то далеком, но в то же время чрезвычайно важном, и в ее планах Леону отводится какая-то серьезная роль.

– Ты что-то хочешь мне сказать? – поинтересовался он.

– А? – удивилась девушка. – Нет… то есть да… я хотела сказать, что часто вспоминала тот вечер на Бродвее, помнишь? Тогда еще шел снег, так странно…

– Что – странно?

– Так, ничего. Давай выпьем. Сегодня и в самом деле был не лучший вечер.

Они замолчали… Леон поглядел за окно, где тускло светился поздний римский вечер, и поймал себя на мысли о том, что совсем иначе представлял себе свидание с Жасмин. Не то чтобы она очень нравилась ему, нет, но все же некая загадка, довольно явственно ощущаемая им в ее ауре, звала его, и он летел, как мотылек на свет.

– Я испортила тебе настроение, – утвердительно произнесла девушка.

– Что? не сразу понял Леон. – Настроение? А, что ты, нет… Не в настроении дело – просто я действительно никак не ожидал, что приму участие в такой э-ээ, дискуссии. Я, кстати, хотел тебя спросить: а чем ты вообще занимаешься?

– Раньше я читала в Сорбонне, – усмехнулась Жасмин. – Социология и все такое прочее. Сейчас пока путешествую. Со временем, наверное, опять стану преподавать: у меня остались кое-какие связи, так что я смогу хорошо устроиться.

– Типичная образованная евродама, – вслух подумал Леон. – Образованная, знающая себе цену, и конечно, феминизированная. Как следствие – с несложившейся личной жизнью. До сорока, нет, даже до пятидесяти, все будет в порядке. А потом?

– Ну-ну-ну! – непринужденно засмеялась Жасмин. – Да, я читала, что у вас принято выходить замуж лет в двадцать, даже не успев закончить учебу. Позже, по-моему, неприлично, так? И потом висеть на шее у мужа-повелителя.

– Чушь какая! – фыркнул Леон. – Причем тут висеть на шее? У нас просто другое понимание семьи, вот и все. В Европе семья, как основа, как фундамент нации, развалилась еще сто с лишним лет назад. Что вы имеете в итоге? Вот эти вот… дискуссии – ни о чем? В нашем обществе межличностные связи сохранили свою патриархальную, если хочешь глубину, мы все зависим друг от друга, и этого не скрываем. А у вас никто ни от кого не зависит, даже сын от отца… Что в этом хорошего?

– Давай не будем спорить! – девушка умоляюще всплеснула руками. – А знаешь, мне это нравится – запивать коньяк шампанским. Интересно, я смогу опьянеть по-настоящему?

– Ну, если у тебя прорежется такое желание, я всегда готов придти на помощь. Выпивки у тебя, я смотрю, вполне достаточно. Я не пил целый год – подумать только! и, наверное, еще лет пять не буду. Пока есть такая возможность, следует надираться до чертиков каждый день.

– Пять лет? Боже, как ты можешь выдерживать это – пять лет без солнца, без воздуха…

Леон мягко рассмеялся и, протянув руку к бутылке с бренди, вздохнул, фальшиво сожалея.

– Да, пять лет без солнца… Солнце, между прочим, есть везде, и кое-где оно выглядит даже веселее, чем у нас: к примеру, на Меркурии. А на лунах Джупа тоже достаточно светло, но помимо солнца там есть еще и сам Джуп – зрелище, поверь мне, завораживающее. Когда он висит над горизонтом, у некоторых от восторга едет крыша.

– Но это ледяные, безжизненные миры. Как можно выдержать там столько времени?

– А как люди всю жизнь живут на Луне? Это дело привычки… У нас до сих пор дискутируют о том, как отреагирует психика астронавтов в многолетнем межзвездном рейсе – многие спецы считают, что половина экипажа свихнется еще задолго до финиша. Может быть, они и правы, хотя лично я с ними не согласен. За год на «Галилео» я очень многое понял. Астронавты делятся на две категории: сумасшедшие вроде меня, для которых космос – это вся их жизнь, и обычные летуны, жаждущие заработать денег и свалить на непыльную работенку.

– А ты хотел бы полететь к звездам? – спросила Жасмин, глядя почему-то в сторону.

Леон ответил не сразу. Хотел ли бы он полететь к звездам! А что, на свете существует какая-то другая цель, так же зовущая за собой? Цель, наполняющая смыслом каждый вздох?..

– Я все равно не успею, – тихо произнес он. – Жизнь коротка. Я только хочу это увидеть. Увидеть, и ничего больше. Тогда я буду знать, что не зря меня колотило все эти годы по Системе. Иногда ведь тоже становится кисло: особенно, когда у твоих старых друзей рождаются сыновья. Я смотрю на них, и мне начинает казаться, что всю свою жизнь я прожил лишь для себя одного…

– Ты еще успеешь, – засмеялась девушка. – И родить сыновей, и увидеть звездолеты.

– Может, ты и права, – согласился Макрицкий. – Если, конечно, после этой экспедиции меня наконец спишут по здоровью… похоже, что для космоса я скоро буду слишком стар – экипажи постоянно молодеют, сейчас в рейсы пускают вчерашних кадетов. Раньше все проходили через Луну и Марс, а теперь это уже не нужно, зато в тридцать лет ты считаешься стариком. Мне страшно думать об этом. Понимаешь, я так отчаянно стремился в космос, что одна только мысль о расставании с ним приводит меня в ужас. Хотя я знаю, что многие, даже мой отец, считают меня наивным идеалистом.

– Ты говорил, что у тебя богатая семья?

– Да, промышленность, финансы… много чего. Но для меня бизнес семьи не имеет особого значения. Приятно, конечно, что я могу тратить куда больше, чем обычный офицер моего ранга – но это, пожалуй, и все. Я немного оторван от своей семьи, хотя для нас это и не очень типично. Все равно большую часть времени я провожу довольно далеко от Киева!

Неожиданно Леон остро ощутил, что время спешит к полуночи, и сейчас пора решать – либо оставаться, либо валить восвояси. Ощутимых поводов к первому варианту Жасмин почему-то не высвечивала, напрашиваться же через процесс экспресс-ухаживания Леон не мог, ему претило – и происхождение, и погоны… он коротко вздохнул – без надежды, просто с горечью:

– Знаешь, я не хотел бы говорить об этом. По крайней мере, сейчас… наверное, мне пора.

Жасмин неожиданно протянула руку – он залюбовался ее сильными пальцами с тонкой игрой сосудов под слегка смугловатой кожей, – и провела тщательно отполированными ногтями по его ладони:

– Я вызову такси.

– Нет, – вдруг смешался Макрицкий, – я, наверное, пройдусь немного.

Жасмин вздернула брови.