Когда Меризз въехала в ворота Чендервилла, Сара вздохнула с облегчением. Завтра будет новый день и она увидит мужа и, может быть, спросит его, наконец-то, о его прошлом и поговорит с ним, и... А ещё надо взять книгу о Проклятьях, наконец-то, взять и прочитать, чтобы разобраться в этом. Не может же быть, чтобы графа нельзя было избавить от клейма. Должен же быть какой-то выход.

Следующие несколько дней прошли довольно скучно и однообразно. Граф словно замкнулся в себе, а, может, стыдился того приступа искренности, случившегося в саду. Наедине с Сарой он был теперь холоден и насмешлив, а кроме дел, касающихся наследования и земель, прилегавших к Чендервиллу, он больше ни о чём не говорил. Может быть, он на что-то обиделся? Сара не знала, что и думать. Только сейчас она поняла, как привыкла к разговорам с мужем. Он оказался неординарным, всесторонне развитым человеком, а знал так много, что Сара была бы только рада у него учиться, но…

Сейчас её, правда, больше интересовало не поведение графа, а его клеймо. Может быть, есть в его библиотеке какие-то родовые книги, история рода Дарренов? Но она ничего не нашла на эту тему, а спрашивать у графа было неловко. Зато Сару ждал приятный сюрприз – целый стеллаж книг, посвящённых Проклятию. Наверное, граф когда-то думал о том же, что и она сейчас. Но ту лазейку, которую он проглядел, она обязательно найдёт. И Сара приступила к поискам. Она унесла книги к себе в спальню и там методично пролистывала их одну за другой. Но её ожидало большое разочарование – в книгах было подробно изложено, как и за что накладывают клеймо (иногда перечень преступлений был настолько подробным, что Сара, с трудом преодолевая тошноту, быстрее перелистывала страницы), каким образом и при каких свидетелях, но ни единого слова о том, возможно ли вообще, даже теоретически, снять это клеймо. Говорят, таких случаев не было. Ну да. Она никогда об этом не слышала. Трудно сказать, на что она надеялась, открывая раз за разом новую книгу, касавшуюся Проклятья. Может быть, облегчить участь мужа? Но больше всего её мучило то, что не было никаких лазеек даже для тех преступников, что раскаялись в своём преступлении. Ведь природа клейма не была до конца выяснена даже самими создателями. И это было смешно, если бы не было так грустно.

Даром обладали только учёные и доктора. Да и что такое сам Дар было толком неизвестно. Ясно одно – занимаясь изучением природы и свойств окружающего мира, исследуя новые лекарства и открывая новые горизонты развития науки, каждый учёный рано или поздно понимал, что обладает определённым Даром, который помогал создавать и разрушать, лечить и казнить. Таким образом с помощью этого Дара и некоей жидкости из смеси трав и было разработано клеймо. К преступнику приезжал один из учёных, обладавших Даром, и заставлял его выпить специальную жидкость, а потом клал одну свою руку ему на шею (где и появлялось потом клеймо), а другую на грудь, над сердцем. И всё. Что случалось дальше, никто не мог, или не хотел объяснить. Каким-то невероятным образом происходило то, что происходило. В книгах не было ответов на многие вопросы (да, наверное, и не могло их там быть). Например, что делать, если преступник не захочет выпить отвар из трав, или как учёные узнают, что их Дар подействовал на этого человека именно так, а не иначе? Вопросов было очень много, а кто мог дать на них ответы? Только один из тех, что обладал Даром, один из тех, кто занимался клеймением преступников (Сара с трудом удержалась от того, чтобы не назвать его в мыслях палачом). Но где его искать? Может быть, в столице? Она пока не знала, но собиралась это выяснить, хотя бы у мужа.

Но оказалось, что спросить что-то у графа было сложнее, намного сложнее, чем у любого другого человека. Сара несколько раз подходила к гостиной, где, должно быть, сидел её муж, и возвращалась обратно, объятая непонятной робостью. Он может неправильно понять причину её интереса, он может не поверить ей, он может обидеться, он… Но больше всего, как ни странно, сейчас она боялась причинить ему боль. Увидеть печаль в его насмешливых глазах. В последнее время, когда он смотрел на неё, в его глазах было что угодно, кроме печали. Иногда Сара ловила на себе его взгляд, или даже замечала мимолётную улыбку, проскальзывавшую на губах. Но если муж видел, что она смотрит на него, он тут же становился холодным и насмешливым, словно корил себя за минутную слабость, и она не знала, как это понимать. Он – её муж, хоть брак и фиктивный, ему важно её мнение, важно, что она не боится его, и в то же время он так холоден и вообще он годится ей в отцы.

Сара вздохнула и в очередной раз вышла из комнаты, чтобы поговорить с графом. И тут вдруг услышала печальную мелодию. В Чендервилле есть фортепьяно? Но почему же она никогда об этом не знала? Она, как зачарованная, пошла на звуки музыки. Когда-то давно, почти в прошлой жизни, ей нравилось играть для отца и маленького Язена, который радостно улыбался чарующим звукам. Но то, что она слышала сейчас, не было одной из известных мелодий. Инструмент стонал и плакал под чьими-то умелыми руками. Сара догадывалась, кто это играет и чувствовала, что этот плач души не предназначен для чужих ушей, но в то же время упрямо шла на звук.

Наконец, она оказалась у дверей большого зала. За ними неумолчно рыдало фортепьяно. Сара приоткрыла дверь, надеясь, что она не скрипнет, и заглянула в щёлку. Это действительно был зал. Когда-то в нём, верно, устраивали балы и прелестные дамы и важные кавалеры носились по паркету, не ведая усталости, но сейчас этот зал был пуст. По углам в чехлах пылилась редкая мебель, окна были закрыты ставнями, а посредине стояло одинокое фортепьяно, за которым самозабвенно играл граф. Сара посмотрела на него, и у неё захватило дыхание. Он играл так, словно проживал жизнь – закрыв глаза, крепко сжав губы. Она не могла бы поручиться, что точно разглядела слёзы на его глазах в полумраке зала, но поняла, что мешать мужу не имеет права. Сара тихо прикрыла дверь и отошла. Он никогда не простит ей, если узнает, что она видела его в минуты слабости. Он ещё не доверяет ей так сильно, как… как она.

***

Последнее время он намеренно старался избегать жены. Почему? Джозеф не смог бы это внятно объяснить. Он не мог понять, что в нём поменялось, что случилось. Просто в то ясное, весеннее утро, когда он впервые, наверное, за год, а может и больше, вышел из дома, в нём проснулось что-то. И это что-то заставляло его сердце биться быстрее, когда Сара заходила в комнату. Ну не глупо ли это? Он – преступник в её глазах, заклеймивший себя своим преступлением навеки, старик, больше чем на двадцать лет старше её, ему, в конце концов осталось жить всего год, может чуть больше. И то, что она тогда сказала, что она ответила на его глупый вопрос… Нет! Её нужно защитить от себя самой. Лучше будет, если после его смерти эта отважная, но такая глупая и доверчивая девочка окажется замужем. Пусть она влюбится сейчас, да хоть в виконта.

Джозеф усмехнулся, вспомнив лицо Армина при их последнем разговоре. Как же это было больно! Виконт, кажется, уже влюбился в графиню. Осталось дело за малым - пусть и она тоже обратит на него внимание. Но он никак не мог отнестись к этому спокойно. Злился, кусал губы, повторял, что должен спасти её от самой себя...