И я выбежала из гостиной, сорвала с крючка сумочку в прихожей и бросилась вон из дома, который когда-то был таким родным.

* * *

Я была так ослеплена злостью и отчаянием, что грохнулась со своего велосипеда на полпути к въездным воротам. Разбила коленки и локоть. Пришлось закусить губу, чтобы не разрыдаться. Вот еще, я не буду плакать. По крайней мере, не здесь, не у всех на виду…

– Кристи!

Я обернулась и увидела Харта, который шел ко мне быстрым шагом.

– Вы в порядке?

– Нет. Но кому какое дело…

– Моя машина на парковке за углом, давайте я отвезу вас домой, – сказал он и протянул мне руку.

– Я в порядке, Гэбриэл…

– Вы только что сами сказали, что нет.

– А вот вам прямо надо слушать, что я говорю! – выпалила я, утирая рукавом лицо.

– Как обычно, не мог отказать себе в удовольствии, – произнес он, взял меня под руку и повел к парковке. Мне нравились его уверенное прикосновение, спокойствие и еще его одеколон. Хотелось прижаться лицом к его рубашке и хорошенько поплакать. Может быть, я бы так и сделала, если бы не боялась замарать его воротник размокшей тушью.

– Вы вернетесь потом сюда? – спросила я.

– Нет, я сыт, и, кажется, по горло, – ответил он, и я рассмеялась.

– А как же Эмма?

– А что Эмма? – переспросил он.

– Я думала, вы встречаетесь.

– С чего вдруг?

– Это же очевидно. Вместе работаете, часто видитесь, колец на ваших пальцах нет, а вот потребности точно есть, – сказала я с видом эксперта.

Харт распахнул передо мной дверцу машины – на этот раз это был ярко-синий BMW-купе с хромированными дисками, по форме напоминавшими пятиконечные звезды. Ха-ха. Надеюсь, отец их не заметил, иначе бы его инфаркт хватил.

– Эмма не обидится, если я подброшу вас домой. С вашими разбитыми коленками вы далеко не уедете.

Мои колени и правда выглядели не ахти. Я разбила их так сильно, что едва могла идти, но боли я не чувствовала. Гнев заглушил и притупил все чувства.

– Так значит, вы все-таки встречаетесь?

– Почему вас это так интересует? – усмехнулся он, выруливая на оживленную дорогу.

– Банальное любопытство.

– Насколько я знаю, христиане издревле считают, что любопытство – это порок, – стал поддразнивать он.

– Да без разницы мне, что там кто считает…

– Что-то мне подсказывает, что из вас не выйдет смиренной христианки.

– И что, вас это расстраивает?

– Нет, скорее радует. Мне нравятся бунтарки.

– А Эмма – бунтарка?

– Почему мы постоянно возвращаемся к Эмме?

– Потому что мне неловко, что вы оставили ее и я сижу тут на ее месте.

– Это не ее место. Мы не то чтобы встречаемся… – он замялся, подыскивая слова.

– Ясно, – усмехнулась я. – Просто вместе спите.

– Я оставлю свою личную жизнь при себе, – сказал он, совершенно не раздражаясь. Мое любопытство скорее льстило ему, судя по ленивой улыбке.

– Ладно. Тогда и я оставлю свою личную жизнь при себе.

Которой у меня вообще-то нет. И не знаю, будет ли. Сейчас мне надо срочно найти работу, которая прокормит меня. А о личной жизни пока даже думать не стоит…

– О чем вы думаете? – спросил Харт.

– О том, что жизнь не такая уж простая штука, как кажется.

– Это точно. Но ничего, главное – отрастить нервы покрепче, и все будет хорошо.

– Считаете, у меня их нет? – спросила я.

– Сейчас вы слишком эмоциональны и ранимы, – ответил он, явно намекая на мой побег с ужина.

– А вы бы как поступили на моем месте? Представьте, что я – детектив мисс Харт. А вы – сын Джо МакАлистера, Гэбриэл МакАлистер. Ваш папаша сначала унижал вас весь вечер, а потом сказал: «Мисс Харт, что вы думаете о моем сыне? Как считаете, ему можно доверять?» – Я идеально спародировала голос моего отца, так что Харт даже рассмеялся.

– Я бы откинулся на спинку стула, спокойно ел свой десерт и слушал все те приятные и добрые слова, которые говорила бы обо мне детектив Харт, – сказал Гэбриэл, лениво улыбаясь. – Потом поблагодарил бы мисс Харт за поддержку и посоветовал любимому папочке брать с вас пример и стараться видеть в людях хорошее. На прощанье крепко обнял бы его и шепнул в ухо: «До скорого, папаша». Потом вышел бы из дому в прекрасном настроении и пригласил бы мисс Харт на ужин, раз уж она такая милашка. Кристи, не стоит подставлять грудь под каждый морской вал – вас убьет! Лучше хватайте доску и скользите по волне, пока она сама не разобьется о берег. В отношении некоторых проблем лучше двигаться параллельно, чем перпендикулярно.

– Вы бы правда сказали обо мне хорошее? – поинтересовалась я.

– Еще как сказал бы.

– Тогда… Тогда я тоже хочу пригласить вас на ужин, раз уж вы такой милашка, – сказала я. – Что скажете?

– Вы не обязаны.

– А вы не обязаны отказываться. Я хочу есть, в доме отца кусок не лез в горло.

– А деньги откуда возьмете?

– Продам свою честь.

Харт рассмеялся, поотнекивался слегка для приличия, но таки принял мое предложение. Мне нужно было только заехать домой и сменить залитое вином платье. А потом я собиралась затащить Харта если не в самый лучший ресторан в городе, то в самую лучшую забегаловку на улице.

Мы поднялись до дверей моей квартиры, я достала ключи, сунула один из них в скважину и – он не подошел. Сначала я подумала, что перепутала ключи, потом подумала, что перепутала двери. А потом меня настигла ужасная догадка.

– Гэбриэл, – пробормотала я, хватаясь за голову. – Отец, должно быть, распорядился поменять замки, пока меня не было…

– Вероятно, вас пытались ограбить и сорвали замок, – предположил Харт, но потом внимательно осмотрел дверь, замочную скважину, пол рядом с дверью, усеянный частицами древесной стружки, и согласился, что мой замок действительно заменили на другой.

– Я – бездомная, – пробормотала я.

– Я позвоню вашему отцу и обо всем расспрошу его.

– Делайте что хотите, – махнула рукой я, прислонилась спиной к двери и, как заводная кукла, чей внутренний механизм полностью разрядился, медленно осела на пол. Ноги просто перестали держать меня.

Харт спустился двумя этажами ниже и позвонил моему отцу. Я слышала его голос, но не разбирала слов. Когда он вернулся, то выглядел почти разъяренным. А когда заговорил, то я снова уловила акцент в его голосе.

– Боюсь, вы все-таки остались без жилья, – сказал он.

Я сглотнула ком в горле. Еще никогда мне не было так страшно. Я лишилась всего. Все мои вещи, вся моя жизнь – все осталось в этой квартире. Моя одежда, мои пластинки, мой ноутбук. Всё. Выдержка предала меня, и слезы хлынули по лицу. Макияжу, по-видимому, конец, но это не очень пугает, когда конец приходит вообще всему. Отец недвусмысленно заставил меня выбирать между жизнью по его правилам или жизнью под мостом.