Выйдя из театра, купец грузно плюхнулся в коляску рикши и приказал везти себя обратно, в лавку. До вечера еще далеко, торговля идет полным ходом, надо присматривать за приказчиками — не то вмиг облапошат…

В китайских кварталах неистребимо пахло чесноком и бобовым маслом, под навесами из циновок чадили переносные жаровни, валил пар от лапши и риса, громко кричали бродячие цирюльники, заманивали доверчивых клиентов астрологи и гадатели, глотали огонь фокусники, гнусаво просили подаяния нищие. Беспрестанно хлопали двери магазинов и харчевен, колыхались на ветру длинные полотнища вывесок. Путаясь под ногами, повсюду сновали чумазые полуголые дети. Больные или обессилевшие от жары ложились прямо на тротуар. Прохожие равнодушно через них перешагивали и шли дальше.

В стороне, собрав небольшую группу зрителей, давал представление теневой театр. Устройство нехитрое — бамбуковая ширма с натянутой на нее промасленной бумагой. Вырезанные из кожи фигурки были раскрашены в традиционные цвета масок пекинской оперы. Каждый цвет имел свое значение: красный — отвага и доброта, черный — честность (не потому ли купцы так любят черные халаты?). Белый говорил зрителю, что здесь таятся хитрость и обман, зеленый и голубой — традиционно обозначали демонов и духов, а золотой и серебряный — бессмертие. Негромкая музыка флейты сопровождала волшебные приключения героев новелл Пу Сунлина «Записки о странном» — бедных студентов и коварных демонов, недалеких богатеев, странствующих поэтов и красавиц с миндалевидными глазами.

Заинтересовавшись, Руднев остановился поглазеть на кукол и немного передохнуть от беготни по городу в поисках работы. Изо дня в день повторялось одно и то же: утром он уходил из маленькой квартирки Лобановых и бродил до темноты в надежде на случайный заработок. Вечером возвращался ни с чем и, проклиная себя, принимал поданную Ольгой чашку чая. А рука сама тянулась к бутербродам — голод мучил просто немилосердно. Потом долго, до глубокой ночи, шептались с Юрием на кухне, подбадривая и уверяя друг друга, что завтра, ну самое позднее, послезавтра им непременно повезет и они смогут поймать за хвост жар-птицу удачи.

Иногда удавалось подработать в порту. Но там тоже было далеко не сладко. Ломать хребет приходилось от зари до зари, с нетерпением ожидая, когда багровый солнечный диск опустится в желто-коричневую воду и хозяин сунет тебе в ладонь несколько мятых бумажек. Артели грузчиков враждовали и право на работу нередко отстаивали кулаками. Были и другие конкуренты — вокруг сколько хочешь голодных китайцев, за горсть медяков готовых хоть сутки напролет бегать с мешками на спине по шатким сходням.

Да, дела с работой обстояли плохо. На все сезонные и подсобные работы предпочитали брать китайцев, потому что платили им меньше, чем европейцам. В сомнительные заведения и соваться не стоило — там были нужны свои, проверенные люди. А чтобы устроиться на приличное место, требовались документы и рекомендации. Паспорт, конечно, можно купить, но где взять деньги? Получался заколдованный круг: деньги — паспорт, паспорт — деньги. Хоть плачь или иди воровать.

Как ни смешно, но, поддавшись местному суеверию, Саша сходил к солидному зданию Гонконг-Шанхайского банка и потрогал кончик хвоста одного из бронзовых львов, лежавших у входа: китайцы утверждали, что это помогает разбогатеть…

…Представление закончилось, и молодой актер начал обходить зрителей, собирая монеты в жестяную банку. Кучка зрителей стала таять на глазах. Кому охота отдавать деньги? Руднев тоже хотел уйти, но незнакомый пожилой китаец в летнем европейском костюме придержал его за локоть.

— Я заплачу, — сказал он на плохом английском и бросил в банку пару медяков.

— Я не смогу вернуть вам деньги.

— Пустяки. Понравилось представление?

— Достаточно любопытно, — сдержанно отозвался Руднев.

— Знаете, по преданию, теневой театр родился почти две тысячи лет назад. Император Уди очень горевал, когда умерла его любимая наложница. Придворный астролог, желая утешить его, вызвал дух покойной, и сын неба увидел тень женщины на шелковой ширме.

Поправив очки, незнакомец испытующе посмотрел на русского.

— Вы понимали актеров? Я наблюдал за вашей реакцией… Может быть, перейдем на китайский? — добавил он на шанхайском наречии.

— Да, — буркнул Руднев, придумывая, как бы отвязаться от этого настырного типа. Что ему надо? В китайских кварталах опасно заводить случайные знакомства. Никогда не знаешь, на кого наткнешься: вроде бы все вежливенькие, улыбаются, готовы услужить, особенно если у тебя есть деньги. Но это чужой, живущий по собственным законам мир, совершенно непонятный европейцам.

— Вы русский? — снова улыбнулся китаец. — Можно узнать по акценту. Ищете работу?

— А вы можете ее предложить? — вопросом на вопрос ответил Саша.

— Если владеете французским, то могу. Открылся новый ресторан, нужны официанты-европейцы.

— У меня нет паспорта, — признался Руднев.

— Тогда половина жалованья, а потом посмотрим, — быстро решил китаец. — Согласны?

Вечером Руднев летел домой как на крыльях. Пусть ресторан оказался обыкновенной харчевней, пусть хозяин порядочный жмот, а рабочий день длится целых двенадцать часов — сейчас это кусок хлеба и возможность накопить немного денег, чтобы приобрести хоть какие-то документы. За взятку в китайской полиции можно купить все, вплоть до свидетельства о принадлежности к императорской фамилии. Другой вопрос, сколько за это придется отвалить.

Брата и сестру он застал удрученными. Оказалось, Ольга потеряла работу: издательство, временно взявшее ее в штат, прекратило существование. Ольге Петровне Лобановой дали жалованье за месяц вперед и самые лестные рекомендации.

— Все конторы забиты, — вытирая мокрые глаза кончиком кружевного платочка, жаловалась девушка, — даже в газетах не нужны пишбарышни.

«Вот так всегда, — подумал Саша. — Один находит, другой теряет».

Утешая Ольгу, он кратко рассказал о своих успехах и положил на край стола полученные от хозяина харчевни деньги.

— Вот — задаток. Не расстраивайтесь, ради Бога, как-нибудь проживем.

— Как-нибудь не хочется, — скорчил кислую мину Юрий. — Я сегодня гонял по городу, как бездомный пес, и наткнулся на объявление о наборе во французскую вспомогательную полицию. Ну, пошел. Русских берут, я даже наврал, что монархист, лишь бы им понравиться.

— И что? — заинтересовалась Ольга.

— А ничего. Не взяли. — Капитан показал на пустую глазницу, прикрытую черной повязкой. — Сидят там, суслики!

— Ладно, не расстраивайся, что-нибудь да подвернется, — попытался успокоить его Саша.

— Непременно подвернется, — поддержала его Ольга.

— Спелись, — приминая в пепельнице окурок, криво усмехнулся Юрий. — Давайте лучше спать: электричество тоже денег стоит…

Потянулись однообразные дни. Опять двое из жильцов тесной квартирки мыкались по городу в поисках работы, уходя рано утром и возвращаясь поздно вечером. А один трудился за троих, стараясь поддержать друзей, как раньше они поддерживали его. Иногда Лобанову удавалось подработать, и он ненадолго веселел, но потом вновь шла полоса неудач, и капитан мрачнел.