— Уши надо заткнуть. — Руднев сорвал несколько листьев и скатал из них шарики.

— Мало поможет, — поморщился капитан, забираясь в камыши. — Кажется, сейчас будут здесь.

Саша, стараясь не поднимать брызг, поспешил за товарищем. Едва они успели скрыться в плавнях, как появился плот, на котором сидели несколько бандитов с винтовками. Беглецы нырнули, выставив над водой концы полых трубок камыша.

Бум-м-м! Казалось, барабанные перепонки сейчас лопнут, как мыльный пузырь, проткнутый пальцем. К черту, все к черту! Только бы поскорее избавиться от жуткой боли в ушах, а там будь что будет! Руднев хотел распрямиться и вынырнуть, но почувствовал, что Лобанов крепко его держит, вцепившись мертвой хваткой.

Бум-м-м! Нет сил терпеть, это просто невыносимо! Наверное, Юрий Петрович сошел с ума. Он хочет, чтобы они оба оглохли или утонули в потоке грязной воды, так не похожем на тихие, ласковые русские речки. Голова буквально раскалывается от боли. Наверх, скорее!

Бум-м-м… Уже слабее, и еще раз — бум-м-м… Еле слышно. Или это успела наступить глухота — и теперь все звуки уйдут, словно растворившись в толще желтоватой мути? За что он должен терпеть такие мучения, за что? Зачем одним людям непременно нужно, чтобы мучились другие? Зачем одни отнимают жизнь у других — убивают, отнимая редкий и прекрасный дар? Неповторимый и оттого еще более ценный, не сравнимый ни с чем, ни с какими сокровищами в мире.

Внезапно руки Лобанова разжались, и Руднев немедленно вынырнул. Жадно хватая широко открытым ртом воздух, Саша выковыривал из ушей размякшие листья. Будет он слышать или нет?

Рядом появился капитан. Его единственный глаз налился кровью, лицо посинело, губы беззвучно шевелились.

Саша похолодел: оглох! Не слышу, что он говорит…

Но тут грохнул очередной выстрел, показавшийся ему подобным раскатам грома. Плот уже отплыл на добрый десяток саженей от заводи, скрывшись из виду за поворотом. И только по звуку выстрелов можно было определить, где находятся бандиты.

— Пиявки, мать их… — Злой шепот капитана прозвучал лучше самой прекрасной музыки. — Придется ждать до темноты, — брезгливо сбивая щелчками присосавшихся пиявок, посетовал Лобанов. — Жаль, револьвер утонул, а то бы сейчас заполучили и плот и винтовки.

— У нас теперь ни денег, ни оружия, ни провизии, — вздохнул Саша. — Ну ладно, дождемся темноты, а куда дальше подаваться?

— Как куда? В Шанхай, — засмеялся Юрий Петрович. — Кажется, мы договорились? Главное — мы живы и невредимы, а остальное приложится…

До Шанхая добирались почти два месяца. Поденщиной зарабатывали на пропитание. Частенько ехали «зайцами», вскакивая на ходу в медленно ползущие поезда, а то двигались пешком, привычно меряя шагами чужую землю.

Дорога сдружила скитальцев, даже сроднила, научив понимать друг друга с полуслова. А сколько было долгих разговоров по душам, столь милых русскому человеку, волею судеб заброшенному на чужбину и неожиданно встретившему соотечественника, с которым к тому же успел вместе и горюшка хлебнуть по самые ноздри.

Саша ежедневно брал у капитана уроки рукопашного боя, понимая, что судьба послала ему в лице Юрия Петровича большого мастера, готового поделиться с другом секретами столь необходимого в их трудной жизни искусства. Поблажек Лобанов не давал, гонял до седьмого пота. Но, как ни старался Руднев, до капитана ему было еще ой как далеко, несмотря на имевшийся ранее опыт.

Так и шли. Ночевали где придется, питались чем Бог пошлет, радовались любому заработку. Мокли под дождями, обсыхали на жарком солнце. Однажды едва унесли ноги от хунхузов, в другой раз чуть не угодили в лапы полиции, вылавливавшей на станции беспаспортных бродяг. Но шли и радовались, что Шанхай, прозванный «азиатским Вавилоном», с каждым шагом становится все ближе и ближе.

Через неделю-другую Саше уже казалось, что он знает Юрия Петровича всю жизнь, чуть ли не с детства. Все случившееся до их совместного путешествия — плен, разбитый караван, жадный и злой Фын, собиравшийся пытать Руднева в мрачном ущелье, земляная тюрьма, побег от головорезов Жао, головокружительный прыжок с моста в мутную бурную реку, приключения в плавнях — словно стушевалось в памяти, стало забываться как кошмарный сон.

Наконец на исходе шестой недели скитаний путники вошли в пригород Шанхая. Вокруг теснились фанзы бедного китайского квартала, где жили кули, поденщики, разносчики овощей, рикши. Их убогие домишки походили друг на друга: дырявые крыши, земляной пол, на котором спали вповалку всей семьей, занавески вместо дверей. На ночь вход загораживали досками и кусками фанеры, чтобы хоть как-то защититься от воров и бродяг, которых всегда полно в крупном портовом городе. Впрочем, брать в этих лачугах все равно было нечего.

Постепенно улицы становились просторнее. Появились островки зелени, заколыхались на ветру полотняные вывески маленьких магазинчиков и лавок, навстречу попался купец, щеголявший, несмотря на жару, в длинном шелковом халате на меху. Толпа стала гуще, вдалеке на набережной показалось высокое здание с большими часами — английская таможня.

Из-за угла, дребезжа звонком, вывернул трамвай Французской компании. Попыхивая синеватым бензиновым дымком, проехал роскошный «паккард». Позади шофера, на обтянутом кожей сиденье, развалился мужчина в белом костюме.

— Англичанин, — мельком глянув на номер автомобиля, определил Лобанов. — Цивилизация. Дошли, слава Богу. Теперь — по набережной, мимо пристани и на другой конец города.

— Хочешь прогуляться мимо банков и отелей? — невесело усмехнулся Саша. — Там полно полиции. В нашем рванье ничего не стоит загреметь в участок, а мы без паспортов.

— Ерунда, — отмахнулся возбужденный капитан. — Сойдем за нищих.

Вышли на набережную, смешались с толпой прохожих, торопившихся по своим делам. На углу Нанкин-роуд возвышался десятиэтажный «Катэй-отель». Напротив — «Палас-отель», сверкавший огнями рекламы и зеркальными витринами магазинов дорогих китайских сувениров. По реке плыли джонки под косыми парусами, сновали прогулочные катера.

— «Hopс Чайна дейли ньюс»! Самые свежие новости, свежие новости!.. — кричали мальчишки — разносчики газет. Почти насильно всучив очередному прохожему пахнувшие типографской краской листы, они на лету ловили монету и бежали дальше, звонко выкрикивая: — Драка матросов на «кровавой аллее»! Вновь открыт дансинг «Фаррен»! Бои на юге с армией Чан Кайши! Гоминьдан переходит в наступление! Похороны в Пекине!

На перекрестке прохаживался чернобородый индус-полицейский в желтой чалме и синем мундире. Почувствовав его пристальный взгляд, приятели поспешили от греха подальше свернуть в переулок.

— Вылупился как баран на новые ворота, — шагая по узким тихим улочкам, бурчал Лобанов. — Там короче было, а теперь придется обходить.

— Ничего, лучше обойти, чем париться в полиции, — ухмыльнулся Руднев.

— Ну да, конечно, — согласился Юрий Петрович. — Мы для господ полицейских люди без национальности, беспаспортные эмигранты. Как только появятся деньги, надо будет немедленно добыть паспорта.