Даша грустно улыбнулась, обхватила небольшую, по сути, чашку обеими руками и ответила:

– Плакала, потому что страшно и грустно. Чувствую себя в западне. Шарахаюсь от вас, потому что вы говорите, что не тронете и тотчас лезете в трусы, – сглотнула и продолжила: – Оказалась на дороге, потому что сбежала из чужого дома, где меня пытались… подложить под мужчину. Вот и все. Как-то так.

Иногда правда воспринимается двояко. Все мы требуем честности в отношении себя, но не всегда готовы услышать её.

С Григорием случилось нечто подобное.

Его Снегурка ответила на поставленные вопросы. И каждый ответ ему не понравился.

– Начнем по порядку. То, что тебе грустно… Ладно, это я ещё как-то могу принять. Всё-таки ты в незнакомом месте с незнакомыми людьми. Дальше. По поводу «трогать». Даша, тут готов протестовать. В мужском понимании… трогать – это чуть больше, чем то, что я… – Гриша тормознул, не в состоянии подобрать слова, что для него оказалось неприятным сюрпризом. – Что было вчера между нами. Это мы ещё обсудим. И подробнее разберем. Меня больше заинтересовало последнее. Кто и под кого тебя пытался подложить?

Даша опустила глаза, сделав вид, что нашла нечто завораживающе интересное на дне чашки. Отвечать не спешила. И это было плохо. Потому что чем дольше она молчала, тем активнее работало воображение Зимина. Он такого мог надумать про «подкладывание». Начиная от подстав ему лично и заканчивая продажами вот таких невинных красивых Снегурок извращенцам. Девственность неожиданно резко скакнула в цене за последние годы. Григорий вспомнил, как слышал недавно про «подарок» на пятидесятилетие одному крупному столичному бизнесмену. Решили друзья встряхнуть якобы старичка. Подарили ему «девочку», молодость вспомнить.

– Нет, Григорий.

Её мягкий отказ он воспринял спокойно. Ожидал нечто подобное.

– Не хочешь говорить, значит? Зря. Не доверяешь?

И снова тихое:

– Нет.

Гриша чуть подался назад, уперев раскрытые ладони в спинку стула, и прищурился.

– Я узнаю. Как только закончится буря.

Его слова не понравились Снегурке. Легкое изумление промелькнуло в глазах, она поспешно моргнула, чтобы скрыть эмоции.

– Зачем вам узнавать?

– Хочу понять.

– Что?

– Не что. А кто. Кто тебя обидел.

– Не понимаю…

– Что тут не понимать, Снегурка? Мой интерес к тебе очевиден.

Разговаривать с ней оказалось приятным занятием, несмотря на то, что сейчас она напоминала ежика, готового спрятаться и выставить иголки.

– Как ваша фамилия, Григорий?

– Давай-ка на «ты», Даша. Это первое. Второе, Григорий – слишком официально. Не имею ничего против домашнего «Гриша». Моя фамилия Зимин.

Подобного вопроса он ожидал. Если девочка хотя бы поверхностно интересуется теми, кто владеет заводами и пароходами, или при ней велись соответствующие беседы, она отреагирует на его фамилию.

Так и получилось.

Рука с чашкой замерла, а потом медленно опустилась на колено.

– Григорий Зимин… Я точно слышала что-то про вас.

– Про тебя, – поправил он, затаившись.

– Про тебя, – послушно повторила она, сильнее хмурясь.

– И что ты про меня слышала?

– Не помню.

– Врать нехорошо, Даша.

– Откуда мысли, что вру?

– Интуиция.

Не будет же он ей рассказывать про курсы нейролингвистического программирования.

– У тебя хорошо развитая интуиция.

– Даша, не уходи от ответа.

– А если я не хочу отвечать?

– Придется.

– Придется – и всё тут, да? – голос Снегурки дрогнул, и она поспешно поджала губы. Даже ножки притянула плотнее к груди. – Странный разговор у нас получается, – она прокашлялась. – Как это выглядит с моей стороны, хотите… хочешь расскажу?

– Хочу.

Черт побери, барышня, знала бы ты, что я хочу с тобой сделать!

– С тобой сложно. Очень. Мой паспорт у тебя. Ты видел, сколько мне лет. Я молодая девушка, ты взрослый мужчина. На вид тридцать два-тридцать четыре года.

– Тридцать два, – решил он всё же уточнить.

Проницательная…

– Не суть. Всё равно разница гигантская. Лично для меня – астрономическая.

– А вот это неприятно.

– Я продолжу?

– Давай.

– Я хочу сказать, что… не привыкла к общению с настолько взрослыми мужчинами. Я тушуюсь. Смущаюсь. Не знаю, что говорить. Это… сложно. Но ещё сложнее понимать, что меня… – она снова прокашлялась, – не воспринимают никак. Наверное, я изначально повела себя неправильно, раз… такое отношение. Твой вопрос про девственность – тому подтверждение. Я искренне убеждена, что если бы не была… девственницей, вы бы… ты бы меня давно принудил к сексу, не обращая внимания на мой протест. Это тоже относится к твоему первому вопросу.

Седого неприятно торкнуло. Не успел он ответить, как услышал негромкое продолжение:

– Не факт, что и не принудишь.

Он разозлился. В его жизни бывало разное. Но воевал он в основном с мужчинами и прожжёнными дамами, которых и дамами, порой, язык не поворачивался назвать. Отдавал указания, не делающие ему чести, не потому что очень хотел, а потому что обязан был.

И тут сидит перед ним мелкая зарвавшаяся пигалица, вокруг которой он черт знает который день подряд разводит хороводы, и которая с невинными пусть, бл…ть, и заплаканными глазками говорит, что он её принуждает. Зимин! Который привык, что любая особь женского пола, на которую он обратит внимание, сама скидывает трусики на полпути к кровати.

Как здесь удержаться, чтобы не запустить стул в стену, не сорваться, не перекинуть заразу через колено и не выпороть? Именно выпороть, чтобы задница горела огнем! И сидеть она на ней не могла день минимум.

– Если бы я был таким ублюдком, каким ты меня только что выставила, барышня, я бы давно тебя нагнул и трахал куда и как хотел. Но спасибо за правду. Ценю.

Видимо его слова прозвучали резко, потому что Снегурка как-то подорвалась.

– Я ещё кофе…

– А ну села на место. Мы ещё не закончили разговор. И много кофе с утра вредно. Продолжай. Ты же не договорила. Хочу послушать дальнейшие твои впечатления от общения со мной.

– Ты разозлился.

– Есть такое дело. Ты активно эти дни намекала, что от меня веет насилием, сегодня открыто заявила.

Девушка занервничала.

– Я не туда ушла в разговоре, извини, – она провела рукой по лицу. – Просто ты… давишь. Очень сильно. Я не могу расслабиться в твоем обществе.