что мне необыкновенно повезло с аптекарем, у которого в должниках оказался такой уважаемый и хитроумный мужик Антип Дорохов. Я бы совсем не удивился, если бы узнал, что у бывшего красного партизана Торопова есть с ним прямая связь.

Поев, принялся складывать вещи. Кобуру с кольтом и револьвер, завернув в запасную пару нижнего белья, две пары портянок, обмылок и бритвенные принадлежности, новую гимнастерку уложил в мешок. Небольшой кусок сала и сухари у меня еще остались от бандитов. Помимо этого супруги Кац снабдили меня кое-какими продуктами, а кроме того аптекарь подарил мне пол-литровую бутылку спирта. Мешок, вскинутый за спину, стал весьма увесистым.

– Мира вам и здоровья, люди добрые! Спасибо вам за все! – чуть поклонился я, стоя на пороге, в последний раз изобразив старовера.

Выйдя на улицу, я пошел в указанную мне сторону под недружелюбными взглядами, которыми встречали меня местные жители. Кое-кто даже примерялся заступить мне дорогу, но, вовремя заметив шагающих чуть в отдалении Антипа Трофимовича с сыном, резко менял направление и шел по своим делам. Народ в селе действительно был зол и возбужден, это было видно по их взглядам, которые люди бросали на меня.

Несмотря на то, что я в селе практически никого не знал, мне посчастливилось нарваться на старичка, с которым довелось лежать в больничной палате.

– О! Егорий! Так тебя не расстреляли? – с ходу поинтересовался тот, даже забыв поздороваться.

– Здравствуйте, Лукич. В милиции люди справедливые. Разобрались и отпустили. Как вы? Как здоровье?

– Разобрались! Это с ними бандюки разобрались. Ох, беда-беда. Что за жизнь такая пошла? При царе-государе порядок был, а сейчас, как наш батюшка говорит, кругом Содом и Гоморра творится. А ты куды собрался, сердешный?

– Говорят, поезда не ходят, так я пехом в город пойду.

– А выдюжишь? Там сто верст будет, а то и поболе. Впрочем, вам староверам, тайга – мать родная. С богом, Егорий, – меня перекрестил старик.

– И вам истинной веры и крепкого здоровья, Лукич, – попрощался я.

Спустя десять минут на глазах как минимум трех местных жителей я вышел из села и направился к видневшемуся невдалеке лесу. В подлеске уже ожидал четырнадцатилетний Митрий, младший сын Антипа, который проводил меня на заимку Дороховых. Идти пришлось долго, так что добрались до места только вечером.

На небольшой поляне, рядом с бьющим из-под земли ключом, стояла ладная изба с пристроенным к ней небольшим сарайчиком. Там уже стояли два приведенных ранее коня. Мы с Митькой поужинали, после чего я лег досыпать, а проснулся, еще светлеть не начало. Митька спал и во сне чему-то улыбался. Я достал из мешка револьвер и положил в карман галифе так, на всякий случай.

Спустя час на заимку пришли Антип и Михаил. С собой они привели третьего коня, что меня несколько удивило. Быстро сварили кашу, после чего все вместе сели за стол.

– Слушай сюда, Егор, – сказал Антип, после того как мы поели. – В город поедешь с Михаилом. У нас там есть знакомый лошадиный барышник, сына моего он знает, так что выгоду свою не упустите. Если покажешься ему, возможно, сможет помочь тебе устроиться на первых порах. За тебя свое слово говорить не буду, ибо непонятен ты мне как человек.

– Как не понять. Чужак – он и есть чужак, – согласился я с ним.

– Нет, парень. Я никак в толк не возьму, кто ты есть. Речь у тебя гладкая, грамотный, при этом крови не боишься, и убивать тебе не впервой.

– Так он в тюрьме сидел. Вот и набрался, – неожиданно влез в разговор Мишка.

– Замолкни! Умный больно! – прикрикнул отец на сына, потом какое-то время смотрел на меня. – Ежели правильно рассудить, то кто ты, мне без надобности. Старовер. Беглый. Для меня главное, что ты сильно выручил Абрама, но дальше ты сам по себе, мы сами по себе. Теперь вот это держи.

Антип протянул мне две бумажки. Развернув, я скользнул по ним взглядом. В одной был список лекарств, а в другой – составляющие для изготовления. Судя по всему, это писал Абрам Кац. Я поднял глаза.

– Прочитал? – спросил меня Антип, в ответ я кивнул головой. – Оставь их у себя. Когда приедете и сладите с барышником, пойдете в аптеку к Лазарю, Мишка был там как-то раз. Вот у него возьмете все, что писано в этих бумажках. Уложите все бережно и аккуратно. Сын потом обратно привезет.

Я встал, поклонился:

– Спасибо за все, Антип Трофимович. Сколько живу, помнить буду доброту вашу.

Дорохов одобрительно хмыкнул.

– Уважение проявил. Тогда и у меня будет к тебе уважение. Сын там еще на сутки задержится, так вы с Михаилом и переночуете у моего знакомого.

– Премного благодарен, Антип Трофимович, – я снова поклонился.

Михаил, старший сын Дорохова, был весь в отца, мощный телом и, похоже, деловой, вот только, в отличие от своего бати, любил, как я успел заметить, поговорить, да и похвастаться был не прочь. От него я много чего узнал, правда, в основном все, что касалось жизни села. Насчет политики мы с ним не говорили: ни мне, ни ему по молодости лет она была неинтересна.

Насчет того, как народ живет за пределами их края, он уже не имел ни малейшего понятия, но при этом очень сильно парня интересовал половой вопрос. Впрочем, это было не удивительно, так как ему двадцать один год этой зимой стукнул, и к девкам он уже бегал, да, похоже, где-то напортачил, потому что теперь боялся, что батя его оженит.

– Крепко обещался. А за что? Ну, задрал я подол девке, так дело молодое, да и по согласию это было, а он как-то узнал и всыпал мне так, что я три дня на животе спал. Это хорошо, что он еще про Маньку Свеклову не знает, а то хоть из дома беги. Слышь, Егор, а как у вас там в ските с девками?

– Строго по закону божьему, иначе никак.

Несмотря на настороженность своего отца в отношении меня, старший сын Торопова не стал голову ломать, а просто принял за своего погодка. Старовер в тюрьме сидел – ну и что!

Мишка не это ожидал от меня услышать, поэтому скривил физиономию, но спустя минуту уже лукаво улыбнулся:

– Знаешь, в городе есть дом с продажными бабами. Так там, говорят, есть французка. Так она такое там вытворяет! Говорят, танцует прямо на столе в одних панталонах с кружавчиками. Вот бы посмотреть, а, Егор?!

– Срамота бесовская! Тьфу!

– Лапоть ты деревенский! Ты хоть раз за бабскую