Я сидела, обхватив руками колени, и пыталась унять дрожь.

После того, что только что произошло, улизнуть потихоньку среди ночи не стоило и надеяться – ни к Элль, ни к тетке, ни в дурацкий интернат, которого я никогда не видела. Если демон уже нашел меня дважды, то найдет меня снова.

Я провожала взглядом здание склада, становившееся все меньше и меньше. За считаные секунды оно осталось где-то немыслимо далеко. Еще одно безопасное место, переставшее быть безопасным.

Остались ли вообще где-то такие места?

– Мы лишились кучи оборудования, не говоря уже об оружии и боеприпасах.

Прист сидел напротив меня на заднем сиденье фургона и производил инвентаризацию содержимого своей сумки. В разноцветных отблесках светофоров он казался еще младше.

– Новых наделаешь, – не слишком убедительно утешил его Лукас.

– Без инструмента и рабочего места – вряд ли.

Вина камнем лежала у меня на душе. Мне очень хотелось попросить у них прощения, но Джаред то и дело украдкой поглядывал на меня в зеркало заднего вида, безмолвно напоминая держать рот на замке. Может, на это была своя причина, что-то такое, чего я не понимала наряду с красными кругами на карте и полосой из соли.

Я смотрела, как мелькают за окном темные улицы, совершенно безлюдные, если не считать пары-тройки подростков, курящих сигареты под сломанной вывеской винного магазина. Куртки у них были грязные и потрепанные, лица тоже выглядели неуловимо побитыми жизнью. Наверное, сбежали из дома.

Как я.

Алара расстегнула молнию одного из рюкзаков, на бегу собранных Лукасом.

– У меня остался бабушкин дневник с рецептами чар и оберегов, но травы и прочие принадлежности раздобыть будет трудно. Магнитный железняк и раковины каури в магазине не купишь.

– Нам нельзя туда возвращаться, – решительно отрезал Джаред. – Прист наделает нового оружия, а все остальное купим.

Она сердито сверкнула на него глазами:

– Ты хочешь сказать, я куплю.

– Ну, это ведь ты у нас владелица трастового фонда, – подмигнул ей Лукас. – Впрочем, у меня в кошельке есть двадцатка, и она в полном твоем распоряжении.

– Тем не менее это не значит, что у меня неограниченный кредит, – сказала она. – В месяц мне выплачивают строго определенную сумму.

В памяти всплыли слова Алары о том, что Лильберн напомнил ей родной дом. А я-то решила, что она имеет в виду старинные вещицы или люстры, а не собственно особняк.

Прист с сомнением покачал головой:

– Я же не могу заниматься сваркой в чистом поле.

– Не волнуйся. Найдем какое-нибудь местечко.

Джаред выдавил фальшивую улыбку, но ногти у него были изгрызены до мяса.

– Может, послушаем музыку? – предложила я.

Все застонали.

– Даже не начинай, – покачал головой Джаред.

– Ну же, поставь для Кеннеди свой любимый диск. – Лукас с улыбкой обернулся на своем сиденье, будто намеревался открыть мне свой самый мрачный секрет – или самый мрачный секрет брата. – И когда я говорю «диск», я именно его и имею в виду.

Джаред отпихнул его локтем:

– Да ну. Это старый фургон.

– Так и диск тоже не новье.

Лукас пощелкал кнопками, и из динамиков загрохотала музыка в стиле восьмидесятых.

Она показалась мне знакомой.

– Это из какого-нибудь фильма?

Все покатились со смеху.

Джаред свободной рукой нащупал регулировку громкости и попытался приглушить звук, в то время как Лукас настойчиво выкручивал ее в противоположную сторону.

– Уберите это, – простонал Прист. – У меня сейчас уши отвалятся.

В конце концов Лукас сдался и позволил Джареду выключить музыку, но даже Алара не смогла сохранить серьезность.

– Это песня из одного дурацкого старого фильма. «Пропащие ребята» называется.

– Отличный фильм, – огрызнулся Джаред.

Щеки его пылали.

Прист откашлялся и неумело изобразил взрослый голос, который прозвучал очень похоже на голос моего учителя математики:

– Да и саундтрек тоже очень неплох, ребята.

– Твое счастье, что я ничего не понимаю в сварке.

Джаред изобразил раздражение, но уголки его губ неудержимо растягивались в улыбке.

Прист бросил свою паяльную лампу на соседнее со мной сиденье. На металлической рукоятке было выжжено его имя.

– Прист – твое настоящее имя?

Этот вопрос не давал мне покоя с того самого момента, как мы познакомились.

– Нет, – ухмыльнулся он. – Это что-то вроде шутки для своих.

– Еще одна шутка? Не уверена, что пойму ее.

– Это хорошая шутка, – сказал Лукас. – Когда я в первый раз увидел, как он мастерит ружье, я сказал, что это чумовое занятие для потомка священника. Пусть даже расстриженного.

Прист натянул капюшон на голову:

– А я сказал, что изготовление оружия для истребления духов мщения – вполне себе религия, а я ее первосвященник. Только с девчонками могу гулять сколько угодно.

Все рассмеялись. У меня было такое чувство, что все мы разом перестали сдерживаться и вновь стали обычными подростками, которые едут домой с вечеринки, предвкушая набег на холодильник, а не страдают оттого, что у них больше нет дома.

* * *

Прист листал свой дневник, проводя диском над страницами в надежде обнаружить там какое-нибудь зашифрованное послание.

– Ты что-нибудь видишь?

Я ничего не видела, и мы оба это знали.

Мы сидели за столиком в дешевой забегаловке на подъезде к Балтимору. После чашки кофе с корицей и вафлями я снова почувствовала себя человеком.

Лукас поболтал соломинкой в стакане с клубничным коктейлем:

– По-моему, меня сейчас вырвет.

– А ты чего хотел? – закатила глаза Алара. – Будешь знать, как пить на завтрак коктейль.

– Хочешь допить? – Он придвинул к ней стакан.

Она посмотрела на него с таким выражением, как будто он предложил ей автол.

– Ты же знаешь, я не ем ничего розового.

– У тебя что, аллергия на клубнику? – поинтересовалась я.

– Нет. Просто я не ем ничего розового, – ответила она, как будто не могло быть ничего более логичного.

– Но почему?

Алара устремила на меня взгляд и высыпала в свой кофе, наверное, уже десятый пакетик сахара.

– В моей семье розовый цвет символизирует смерть. Я скорее съем крысу.