Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что, собственно, стряслось? Ты увидал в лесу что-то зеленое? Крыша у тебя, парень, едет, вот что».
Все дело в одиночестве. Оно порождает не только скуку и сексуальную озабоченность. Когда целыми днями ни с кем не разговариваешь, некому сказать тебе, тронулся ты уже или нет.
Девушка-библиотекарь была по-своему миленькая — с очочками на шнурке, такого типа. Улыбаясь его нервозным шуткам, она показала ему микрофиши со старыми выпусками «Кроникл» и научила обращаться с просмотровым аппаратом. Он с трудом удержался, чтобы не пригласить ее куда-нибудь вечером.
А почему бы не попробовать, собственно? В худшем случае она скажет «нет».
Но он почему-то чувствовал, что сегодня воспримет отказ особо болезненно. Лучше наведаться еще раз, пусть поймет, что он парень тихий и серьезный, и тогда уж... Ему стало лучше уже потому, что он заинтересовался кем-то и у него появились мысли на эту тему.
Он хотел поискать что-нибудь про Эйемона, но для начала занялся недавним убийством. Информацию о нем в «Сан-Франциско кроникл» Тео нашел без труда — еще бы, такое громкое и не раскрытое пока преступление в спокойном районе. Материал поместили даже на первую полосу, хотя и сдвинули в самый низ.
Фотографии злосчастных супругов Марш оживили его память. Они оказались моложе, чем ему запомнилось, — лет под тридцать. Она была та самая красотка в короткой юбке. Теперь Тео и мужа вспомнил — тот, осматривая дом, большей частью молчал и все время читал сообщения на своем мобильнике. Говорила в основном риелторша — все распространялась, как подходит этот дом «для начального этапа». И Марши, видимо, согласились с ней, раз в банке у Тео лежат их деньги.
Начальный этап. Конечный этап.
Тео отогнал неприятную мысль, и его тут же поразила другая. А вдруг их родители или еще кто-нибудь вправе аннулировать сделку? К кому дом перейдет теперь? Ведь они же не могут забрать деньги назад, нет? Мысль, возможно, мелочная, но двести тысяч для него далеко не мелочь. Притом эта сумма уже уменьшилась, поскольку он заплатил немного вперед за хижину, не говоря уж о расходах на жизнь.
Сейчас он все равно ничего не придумает. Потом можно будет позвонить в компанию по недвижимости, проконсультироваться.
В газете приводились высказывания соседей, а миссис Крейли даже и процитировали: «Наш район пришел в упадок. Не знаешь, что за люди рядом». Тео отнес это на свой счет, разделив лавры с убийцами. О самом убийстве говорилось очень мало — его характеризовали как «зверское» и «бессмысленное». Миссис Крейли, всегда замечающая все самое важное, жаловалась также, что преступник забросал всю лужайку и крыльцо мусором. Полиция не выдвигала никаких версий, помимо ограбления, но в репортаже не упоминалось, что дом ограбили.
Тео почувствовал себя садистом, смакующим жуткие подробности, и занялся микрофишами.
Он нашел целых две статьи — больше, чем ожидал. Одна из «Экзэминера» начала семидесятых, другая — некролог.
Одолевая первую в непривычном негативном изображении, Тео с удивлением осознал, как грустно ему из-за того, что Эйемон в самом деле умер. Было бы куда удивительнее, будь он жив. Статья подтверждала догадку Тео — Эйемон действительно родился в конце девятнадцатого века, и теперь ему уже за сотню перевалило бы, но за последние недели Тео очень сблизился с ним. Статейка из серии «встречи с интересными людьми» сопровождалась снимком Эйемона «у себя в кабинете» — тоже негативом, где было трудно что-либо разобрать. Эйемон выглядел стройным, подтянутым, моложе своих тогдашних семидесяти лет, но это впечатление могло быть обманчивым.
При некрологе, очень кратком, фотографии не имелось — Эйемон Дауд был для этого недостаточно важной персоной. Интересно, кто его написал? Может быть, мать решила почтить дядину память, получив деньги? Она там упоминалась.
Эйемон А. Дауд, 76. Путешественник
Эйемон Альберт Дауд, объехавший в молодые годы весь мир, а зрелые посвятивший воспоминаниям о своих путешествиях, скончался 30 апреля в своем доме в Сан-Франциско, в возрасте 76 лет.
Мистер Дауд, сотрудничавший с географическими журналами и с нашей газетой, а также выступавший в библиотеках и школах, впервые вышел в море пятнадцатилетним мальчиком и до последних дней не утратил своей любви к экзотическим местам.
Далее следовала сокращенная версия записок Эйемона. В конце говорилось, что об усопшем скорбят «его племянница Анна Дауд Вильмос из Сан-Франциско и другие родственники в Чикаго».
Тео откинулся назад, глядя на экран невидящими глазами. «Анна Дауд Вильмос из Сан-Франциско». Звучит так, словно мать родом из аристократической семьи, из тех, что живут на Ноб-хилл.
Итак, старый Эйемон действительно умер. О причине смерти ничего не сказано, но раз это произошло дома, то скорее всего это был удар или сердечный приступ.
Чувствуя себя неудовлетворенным — нет бы порадоваться, что он вообще хоть что-то нашел про свое отнюдь не аристократическое семейство, — Тео пересел за компьютер и продолжил поиски в Интернете. Дополнительной информации об Эйемоне он там не нашел, поскольку ее и не было, зато обнаружил кое-какие места, упомянутые в рукописи. Перед ним открылось обширное поле эльфологии — область знатоков, легковерных, а в основном просто чокнутых, которым больше делать нечего.
Встав наконец из-за компьютера, Тео увидел, что девушка на абонементе ушла — то ли обедать, то ли домой. Ее сменил суровый мужчина со слуховым аппаратом, так что свидание приходилось отложить на неопределенное время.
Он поел в кафе, купил в книжном магазине на Эль-Камино «Белую богиню» Грейвса, «Сказки» братьев Гримм и книгу про «Битлз». Потом зашел в большой спортивный супермаркет, где приобрел фонарь Колмена и карманный фонарик на случай аварии с электричеством. Он задержался около дорогой парки — вдруг зимой в горах будет холодно? — но раскошелиться на такую вещь в теплом сентябре не хватало энтузиазма. У него, в конце концов, есть кожаная куртка, пережившая вместе с ним столько приключений. Ну, «приключений», положим, громко сказано — в тридцать лет многое из пережитого представляется таким идиотизмом, что и вспомнить стыдно.
Тео обнаружил, что слишком долго стоит на месте, купил в винном магазине шесть бутылок «Хайнекена» и в косых предзакатных лучах поехал к себе на гору.
Он сидел с тетрадкой на коленях, заткнув три бутылки за пояс, и его одолевало предчувствие неясной угрозы. Что-то словно надвигалось на него — не рок, это слишком громкое слово, но все-таки надвигалось. В хижине было холодно, но ему не хватало энергии встать и включить обогреватель. Он поднял с пола свою куртку и надел ее.
Книга Эйемона начинала выводить его из себя. Все это очень интересно и даже занимательно: какими бы недостатками ни обладал Дауд как писатель, воображения ему не занимать. Но вся его жизнь в волшебном городе сводится к анекдотам, которые, как и его реальные приключения, заканчиваются ничем. Его книга представляет собой некий странный и, похоже, безнадежно некоммерческий гибрид: с одной стороны, это фэнтези без приключений (во всяком случае, без драконов и темниц, имеющих спрос у малолеток), с другой — путеводитель по местам, куда попасть все равно нельзя. До конца рукописи оставалось всего пятьдесят или шестьдесят мелко исписанных страниц, и Тео теперь просматривал их по диагонали. Интересно, что другие люди делают в такой хороший вечер? Сегодня четверг. Многие, наверное, собираются куда-нибудь, в кино или в бар. Зря он не назначил свидания той девушке из библиотеки. Она так и осталась для него безымянной, поэтому он даже воображаемый диалог с ней не мог построить. Какое имя может подойти такой, как она? Элинор? Элизабет?