Проиграв голосование по вопросу предоставления италикам гражданства, весной 122 г. до н. э. Гай отплыл в Северную Африку. Первая создаваемая им колония таила в себе больше всего противоречий. Планировалось, что она, располагаясь на месте древнего Карфагена, будет контролировать порт, обладающий рядом стратегических преимуществ, но суеверные римляне страшились селиться на территориях, где водились призраки. Оставив Флакка приглядывать за Римом, Гай отправился в Карфаген, чтобы лично проконтролировать создание колонии. Сказать с уверенностью, почему для отъезда был выбран именно этот момент, очень трудно – он, вполне возможно, попросту чувствовал, что его присутствие во время основания колонии сыграет важную роль как в практическом, так и в символическом плане.

В Африке Гракх провел семьдесят дне, и весь этот период у него все шло не так, как следовало. Команда землемеров, нарезавшая участки земли и осуществлявшая планировку колонии, столкнулась с огромными проблемами. Шест, вкопанный в землю, чтобы пометить центр города, под порывом ветра сломался. Тот же ветер расшвырял и внутренности животных, приготовленные для обязательного жертвоприношения. Потом межевые знаки стали жертвой волков. Для суеверных римлян эти досадные происшествия представляли собой не просто неудачи, а свидетельства того, что боги не одобряют план Гая. Пройдет совсем немного времени и сенат сможет использовать сообщения об этих грозных предзнаменованиях, чтобы устроить решающее наступления на Гая и его сторонников.

Тем временем в Риме ряды этих сторонников редели день ото дня. Флакк в политических интригах был искушен куда меньше Гая, и Друз в этом плане мог легко заткнуть его за пояс. С учетом того, что программа Гракха уже блекла на фоне его легендарных двенадцати колоний, Друз провозгласил, что земли, распределенные Гаем, Флакком и Карбоном в качестве членов аграрной комиссии, – аренду за которые полагалось платить государству, – теперь будут освобождены от этих платежей. Друз успешно обошел Гракха и его сторонников на фланге популизма, и Гай на его фоне теперь выглядел скупо.

Возвратившись после двухмесячного отсутствия, Гай обнаружил, что его политическая репутация резко пошатнулась. Те, кто его когда-то поддерживал, теперь чествовали Друза. Вести из Карфагена намекали, что Гракх навлек на себя гнев самих богов. Но отступать он не намеревался. По возвращении он уехал из своего дома на Палатинском холме и поселился в жилище скромнее неподалеку от форума – чтобы жить среди людей и доказывать им, что об их интересах печется именно он, но никак не Друз.

Стараясь обеспечить прохождение его законодательных инициатив, Гай принял беспрецедентное решение выставить свою кандидатуру на должность трибуна на третий срок подряд. В день выборов он набрал достаточное количество голосов для гарантированного переизбрания, но наблюдатели, следившие за их ходом, бросились наперегонки оспаривать его избирательные бюллетени, утверждая, что большинство из них подделали и заблаговременно бросили в урны. Ответственным за проведение выборов магистратам понадобилось немного времени, чтобы согласиться с этим, аннулировать большинство отданных за Гая голосов и объявить его проигравшим. Гай хоть и выразил протест, но больше ничего сделать не смог. Результаты выборов проверили, и на том дело закончилось. С наступлением нового года Гай остался без должности, лишился иммунитета, защищавшего его от преследований, и неприкосновенности, гарантировавшей ему физическую безопасность. Бессильного и беззащитного, его вскоре заставят смотреть, как умирают его законодательные инициативы.

С той же болью, с какой ему пришлось проиграть избирательную кампанию 121 г. до н. э., Гай смотрел и на победу Луция Опимия на выборах высшего должностного лица. Новоизбранный консул, заклятый враг Гракхов, поставил для себя цель лично уничтожить Гая Гракха, как когда-то им были уничтожены Фрегеллы. Просто отменить законопроекты Гая ему было мало, он поставил перед собой задачу спровоцировать его на какие-нибудь незаконные поступки, которые оправдали бы судебные преследования против него и дальнейшее изгнание. Здесь Гай постарался не заглатывать наживку, но когда Опимий сообщил о намерении отказаться от создания колонии в Карфагене, собрал ряд своих старых сторонников и устроил демонстрацию. Насколько искренней была оказываемая ему поддержка, осталось неизвестно, но у Плутарха есть мимолетный намек на то, что его мать Корнелия заплатила негражданам Рима, чтобы они проникли обратно в город и посодействовали ее сыну в тот час, он в этом так нуждался.

Утром того дня, на который были запланированы дебаты о судьбе колонии, в форум просочились две противоборствующие фракции. Пока Гай мерил шагами примыкавшую галерею, Флакк произносил энергичную речь, наполненую нападками на тиранию Опимия и сената. Когда фракция Гракха в гневе воодушевилась, один из прислужников Опимия стал пробираться сквозь толпу, держа в руках приготовленные для жертвоприношения внутренности. По некоторым данным, он лишь подошел к Гаю и попросил его не делать ничего на погибель республике. Однако Плутарх утверждает, что этот слуга стал грубо проталкиваться сквозь ряды собравшихся, требуя от приверженцев Гракха уступить ему дорогу и проклиная их импульсивность. Но конец у обеих этих версий рассказа о тех событиях один и тот же: толпа сторонников Гая окружила слугу. После этого один из них выхватил палочку для письма, заточенную остро, как нож, и насмерть заколол ею сторонника Опимия.

Когда по толпе разнеслась весть об убийстве, форум взорвался эмоциями. В последовавшей за этим сумятице Гай набросился на своих сторонников, браня их за то, что они дали сенату повод, в котором тот так нуждался, дабы принять решительные меры. А после этого бросился вперед, пытаясь объяснить, что убийство прислужника Опимия было совсем не таким, каким могло показаться на первый взгляд. Но его никто не хотел слушать. А в воцарившемся вокруг хаосе и не мог. Однако решающего столкновения избежать все же удалось – хлынул проливной дождь и обе противоборствующие стороны бросились из форума вон. Размышляя о том, куда бежать, Гай закричал: «И куда мне, жалкому и несчастному человеку, теперь идти? В какую сторону повернуть? На Капитолий? Но он омыт кровью моего брата! Или, может, домой, где я увижу мою бедную, убитую горем мать на дне пучины стенаний?»[82]

На следующий день консул созвал сенат, чтобы обсудить реакцию на имевшие место накануне события. Едва начались слушания, как со стороны форума донесся шум. По удивительному стечению обстоятельств похоронная процессия с убитым прислужником Опимия прибыла туда в тот самый момент, когда собралась палата. Выйдя из здания, чтобы посмотреть на траурное шествие, сенаторы заклеймили позором безрассудную политическую жестокость Гракха и его сторонников, сокрушаясь по их жертвам. Но поддерживавшие Гая граждане, оказавшиеся в тот день на форуме, заткнули сенаторам-морализаторам рты, спрашивая, почему они так расчувствовались по поводу смерти слуги, если за десять лет до этого без зазрения совести вышвырнули в Тибр тела Тиберия Гракха и трех сотен его сторонников.

Оскорбленные толпой, сенаторы наделили Опимия властью, которая требовалась ему для восстановления порядка, предписав сделать «все, что он считает нужным, для защиты государства»[83]. Цель этого туманного постановления явно сводилась к тому, чтобы наделить Опимия диктаторскими полномочиями – не воскрешая при этом саму диктаторскую власть, тягостную и отжившую свое. Это постановление сената создало прецедент на будущее, хотя на тот момент этого еще никто не знал. Во времена гражданских волнений сенат постоянно будет обращаться к данной формуле, известной как senatus consultum ultimum, т. е. специальное постановление сената, или сенатусконсульт. Опимий тотчас же приказал каждому сенатору снарядить из своих домочадцев двух вооруженных людей и на следующее утро прислать их на форум.