– Посмотри на них! – говорю я Али.

Хейдар не делает никаких движений, которые позволили бы понять, как он относится к ситуации. Но, когда он кладет руку на плечо Расула и что-то спокойно ему втолковывает, мне начинает казаться, что с делом покончено. Уныние овладевает мной. Они медленно идут в сторону грузовиков, рука Хейдара лежит на плече Расула, а тот как будто смирился. А не надо бы ему было так легко соглашаться… Я уверен, что, если бы он сильнее настаивал, ему бы разрешили поехать с нами.

Водитель прибавляет газу, и в лагере теперь никого не осталось, кроме тех нескольких человек, которые будут охранять палатки. Хейдар и Расул остановились лицом друг к другу. Хейдар протягивает рукуу чтобы попрощаться с ним. Но Расул не обращает на его руку внимания и вдруг поворачивается и бежит к нам. Хейдар на миг замирает на месте, потом решительно шагает следом. А Расул бежит за нами, и я машу ему рукой и кричу:

– Расул! Расул… Мы здесь, мы здесь…

Ребята, которые сидят на полу кузова, не видят происходящего и спрашивают:

– Идет?! Что там?

Расул бежит к нам и протягивает свой автомат. Я хватаю его и втягиваю его наверх, и освобождаю ему место рядом с собой, чтобы он мог тут встать. Чувствую его горячее дыхание. Лицо его полностью изменилось. Губы совершенно высохли и растресканы, и видно кровавое мясо на их бесцветной искусанной коже. Он дышит как загнанная лошадь, а крылья ноздрей то раздуваются, то сжимаются. Мирза в середине кузова громко провозглашает:

– С-слава рев-волюционер-ру Р-Расулу – ура, ура, ура!

И мы все из самой глубины души громко кричим «ура». Абдулла хватает Расула за подбородок и делает это так искренне, как мог бы сделать только отец, и говорит Расулу:

– Ну вот, парень, ты и сделал свое дело, добился своего?

Расул резким движением освобождает подбородок, и Абдулла смеется и рукой треплет его волосы. Я прижимаюсь к железному борту кузова: я счастлив. Впереди раздается зычная команда Хадж-Носрата:

– Автоколонна – вперед!

Внезапно я вспоминаю о своем письме и обшариваю взглядом лагерь. Достаю письмо и машу им в воздухе, стараясь привлечь внимание одного из остающихся. Он понял меня и успел подбежать, и я отдаю ему письмо со словами:

– Очень прошу, отправь его!

Он кивает. Это мужчина средних лет с волосами с проседью. Самосвалы один за другим прибавляют газу. Я хватаюсь за железный бортик. Мы машем остающимся в лагере, и они машут нам в ответ. Гудки машин и рев моторов вздымаются к небу. Кто-то кричит:

– Давайте все вместе прочтем «Айат о троне»[20]!

И мы читаем его – большинство по памяти, а остальные – подстраиваясь к ним:

– Аллах – нет божества, кроме Него, живого, сущего…

В лица нам бьет холодный ветер. Расул повернул лицо к ветру, который треплет его тонкие прямые волосы. Али восклицает:

– Пусть Аллах твои руки сломает… – помолчав, продолжает: – Призовем Божью кару на голову Саддама!

Мы так и делаем, и смеемся. Я специально громко хохочу, чтобы и Расул разомкнул свои губы. Но он не обращает на меня внимания. Один из тех, кто сидит на козырьке кузова над кабиной, парень, который держит в руках пулемет, вдруг громко восклицает:

– Эй, никто не видел мою чеку от гранаты?!

Мы все хором начинаем считать:

– 1001, 1002, 1003, 1004, 1005, 1006… Ба-ба-а-ах!

Валимся друг на друга со смехом. Расул не обращает на нас внимания. Он стоит, подставив лицо ветру, остужая свое внутреннее пламя.

Ледяной вихрь крутится в кузове. Холод пронизывает до мозга костей. Расул стоит лицом к ветру, и на щеках его – следы от слез. Из носа его течет, но он не обращает внимания. Словно нет вокруг него ни одного человека. У меня такое ощущение, что он с трудом не дает себе разрыдаться.

Я сажусь. Стоять на ветру больше нет сил. Засовываю ноги в спальный мешок и плотно кутаюсь в него. Уже темнеет. Большинство ребят дремлют: монотонное гудение мотора усыпляет. Те, кто пободрее, натянули спальные мешки до плеч и болтают группами в два-три человека. Мирза сидит напротив меня и полуприкрытыми глазами наблюдает за мной. Я прячусь в спальный мешок и стараюсь заснуть.

* * *

Вдали прогремел выстрел или взрыв, от которого я проснулся. Непонимающе смотрю на испуганные лица ребят в кузове и вдруг вспоминаю приснившийся только что сон: в нем мы играли в степи, и Ройя бежала за мной, и я хотел остановиться, но, как ни старался, не мог, и какая-то сила тащила меня вперед, в лес, утонувший в тумане. Схватившись за борт кузова, я встаю. По обеим сторонам – земляные насыпи высотой с самосвал. Движение на дороге плотное. Встречные автобусы, грузовики светят фарами прямо в лицо и слепят. Впереди движение замедляется. Я с любопытством вытягиваю шею, стараясь разглядеть, что там. И вдруг снаряд со свистом пролетает у нас над головой. Я по свисту пытаюсь проследить его траекторию. В степи прямо перед моими глазами вырастает огненный гриб, а через мгновение долетает и грохот взрыва. Разбуженный этим взрывом солдат спрашивает:

– Где мы?

– Шоссе Ахваз – Хорремшехр, – отвечаю ему.

Я оглядываюсь на ребят в кузове. Выражения их лиц озадаченные и потерянные, а некоторые только проснулись и, по виду, вообще ничего не соображают. На западе – нимб из светящихся огней. Как только потухает один огонь, тут же на его месте вспыхивает другой. Впереди большинство машин сворачивает вправо. На зеленом щите крупно написано: «Шоссе Сефеви». Наш самосвал тоже сворачивает вправо. Его толчки бросают нас вверх и вниз. В свете фар я вижу то, что написали на придорожном щите: «Для подрыва духа противника двигайтесь с включенными огнями». Мой взгляд прикован к ряду машин, которые, словно светящееся копье, вонзаются в сердце врага.

Мирза закутал голову своим белым платком с рисунком из черных волнистых линий, и видны только его большие глаза. Он натянул на себя спальный мешок, скорчился в нем, прислонившись к стенке кузова. Расул спрятался в спальнике с головой, но его нервные движения и ерзанья туда-сюда показывают, что он не спит. Я трогаю его рукой за плечо, и он, вздрогнув, высовывает голову из спальника.

– Вставай, посмотри, что делается, – говорю я ему.

С воем над нашими головами проносится снаряд, и Расул бегающими глазами обшаривает черное, полное звезд небо. Я впиваюсь взглядом туда, где взрываются снаряды, освещая бескрайнюю степь; за вспышками следует период тишины, а затем долетает грохот взрыва, выделяющийся среди других шумов. Несколько грузовиков с боеприпасами, сигналя, обгоняют нас. Шоссе затянуто клубами пыли, и в сиянии осветительных ракет возникают причудливые силуэты. Еще несколько снарядов взрываются здесь и там, но в общей адской картине мы на них не обращаем внимания. По краю шоссе идет вперед цепочка бульдозеров и скреперов. Скрежет, с которым они снимают почву, увеличивая высоту насыпей, так оглушителен, что мы не слышим даже друг друга. Расул встал рядом со мной. Движение транспорта замедляется почти до остановки. Впереди на асфальтовом шоссе перевернулся грузовик, кабиной своей перегородив путь. Несколько человек стоят вокруг него. К нему подползает мощный погрузчик и своим ковшом подцепляет его колеса, и сталкивает грузовик с дороги вниз. Грузовик переворачивается, потом и сам погрузчик сползает вниз с шоссе и едет вперед. Движение возобновилось. Навстречу нам несутся санитарные машины с включенными сиренами. Они либо окрашены в цвет хаки, либо обмазаны глиной. В них полно раненых, которые сидят даже впереди вместе с водителем. Взгляд Расула провожает их. Слева от шоссе начинается земляное укреп-сооружение высотой с грузовик. Это как бы широкий капонир, в котором тут и там сделаны углубления, и в них прячутся машины, люди и боеприпасы.