Как белая медуза, его рубашка плавно упала на присыпанный сеном пол. Йонкер развернул меня спиной к себе, подтолкнул, опрокидывая на ближайший тюфяк. Несколькими уверенными рывками он содрал сорочку с плеч, чудом не порвав. Я только и успела слегка привстать, как Хилберт раздел меня полностью. Словно обёртку снял. Мгновение без его рук, сомнение: вывернуться, ведь он не держит? И я, возможно, ещё смогу оправдаться перед собственной совестью. Сквозь грохот сердца в ушах послышался шорох ткани, стук обуви. Жадные губы Хилберта коснулись ложбинки между лопаток, и он, смяв мои бёдра пальцами, вошёл резко, замер, вдавливая меня в себя. Обхватил одной рукой за шею и приподнял, прижимаясь виском к моему виску. С его губ сорвался тихий стон, напоминающий моё имя. Я почувствовала его в себе так полно – и немедленно захотела большего. Прогнула спину, хватаясь за него, готовая молить о продолжении. К чёрту всё!

Он словно почувствовал – усмехнулся тихо. Слегка сдавил пальцами моё горло. Толкнулся глубоко – и задвигался размашисто, но не торопясь, снова опустив лицо вперёд, вжимая мои плечи в жёсткое ложе… Я вдиралась в него ногтями, едва сдерживаясь от совсем уж постыдных всхлипов. Было слегка больно от напора Хилберта, ведь моё тело всего второй раз принимало мужчину, но эти короткие вспышки постепенно тонули в ощущениях куда более приятных, нарастающих с каждым его толчком во мне.

Казалось, я впадала в липкий, горячий транс, околдованная всё более быстрыми движениями мужа. Тело уже превратилось в вязкий сгусток ненасытного желания, и я хотела обволочь им Хилберта всего, поглотить, обжечь – чтобы он хоть на миг почувствовал то чистое безумие, что чувствую я.

Лишь краем сознания отмечала, что йонкер берёт меня, уже почти не щадя. Лаская порывисто и жарко, то наматывая волосы на кулак, то распуская их по влажной от испарины спине. И наполняет жгучим удовольствием от силы своего вожделения до краёв, захлёстывает ощущением своей власти. Заполняет меня собою – плотно, до конца. Так, как хочет моё тело, изнывая под ним, принимая его, как необходимую часть пазла.

Он вбивался то быстро, то чуть приостанавливаясь, гладя и сминая пальцами мои горящие от его прикосновений бёдра – и я приподнимала их в стремлении усилить каждое из этих острых, сумасшедших ощущений. Царапала плотную ткань тюфяка – и тихий скрежет забивал уши вперемешку со скрипом ворота мельницы, моим дыханием и стонами. И дыханием мужа, когда он наклонялся, чтобы легонько прикусить изгиб моей шеи, а после провести языком вверх до мочки уха.

И в какой-то миг я будто взорвалась. Разлетелась на ослепительные осколки, со звоном ударяющиеся обо всё вокруг. Вскрикнула протяжно и хрипло, помалу, нехотя вновь собираясь воедино из тысяч трепещущих частиц, зажатая в горячих руках мужа.

– Тише… Тише, Поли… – шептал он мне в затылок, зарываясь пальцами в волосы. Шумно вдыхая их запах. Гладил обжигающей ладонью плечо, медленно скользя внутри меня, заставляя содрогаться от волн наслаждения снова и снова.

А потом протолкнул руку между моим телом и постелью, сжал грудь, наваливаясь чуть сильнее и вновь ускоряя темп. И я всхлипывала, ткнувшись лицом в ложе, почти проклиная его за эту невыносимо сладкую и жестокую пытку. И себя – за то, что не смогла ему противостоять. Не захотела – кого обманывать? Себя уж точно не стоит.

Хилберт пронзил меня ещё несколько раз, ударом ладони упираясь в матрас рядом со мной. И его семя осело брызгами на бедре.

Мы замерли, тяжело дыша, слепленные вместе, как фигурки из пластилина. Я чувствовала влажные губы Хилберта между лопаток, его волосы на липком от пота плече, его руку на талии, блуждающую по ней неспешно, бездумно. И горячую пульсацию там, где ещё недавно он стискивал кожу пальцами. И я представляла почему-то, как выгляжу сейчас. Яркие припухшие губы, которые Хилберт целовал, покусывая и лаская языком. Растрёпанные волосы, тёмные, падающие густыми прядями на обнажённые плечи и спину. Возбуждённая грудь лежит в ладони мужа, и разгорячённая кожа ощущает каждую мозоль на ней. Но на удивление я видела в этом противоречивом образе всё же себя. Только другую себя, которая никогда не показывалась на свет раньше. Я никогда не чувствовала себя такой: порочной, жадной до мужских рук и ласк. И это было странно. Ведь последние месяцы наши отношения с Антоном в постели удручающе напоминали деловые. Мне некогда, ему некогда… Спокойный, без фейерверков, секс, чтение книги перед сном.

А сейчас… Сейчас я словно спятила в один миг.

Немного отойдя от сокрушительной волны ощущений, я всё же заставила себя пошевелиться и, нащупав, на счастье, целую сорочку, попыталась прикрыться ею хоть немного. Хилберт вздохнул и перевалился на лежанку рядом, в отличие от меня, ничуть не стесняясь собственной наготы.

– Я принесу ещё воды. На утро, – сказал, чуть отдышавшись, и перевёл взгляд на меня. Вставать, однако, не поторопился.

Я тоже смотрела на него, лёжа на животе, только едва накинув ткань на бедро и прикрыв грудь. Так и хотелось спросить себя саму: что это было вообще?! Как?

Хилберт подхватил пальцами прядь моих волос и отбросил от лица. Расчесал их слегка, чему-то улыбаясь.

– Что с вами, мениэр? – поинтересовалась я, стараясь не выдать смятения.

– Вы опасная женщина, По-лина… Вы не только Ключ Воли. Вы можете лишать разума совсем по-другому. И если силе Знака в вас я неподвластен, то другой вашей силе не могу противостоять. Той, которая в вас. Которую вы привнесли в это тело.

– А хотели бы? – Я перевернулась на спину. – Противостоять?

Чуть прогнулась, едва не замурлыкав от последних отголосков пережитого удовольствия, что мягким теплом прокатились по телу. Это вышло непроизвольно – но глаза Хилберта тут же жарко потемнели.

– Нет, не хотел бы. Когда я сопротивляюсь, всё становится только хуже. Это странно принимать. И верить в то, что с нами творится, Поли. Что вы моя и в то же время не моя. Но я хотел бы… Это исправить.

– Не думаю, что нам стоит это обсуждать сейчас. – Я задышала чаще, когда йонкер принялся стаскивать ненадёжное прикрытие сорочки с моей груди. Он явно желал продолжить: тянул ткань вниз, а я пыталась вернуть её обратно.

Казалось, взволнованный стук моего сердца непременно отдаётся ему в ладонь.

– Я и не собираюсь это обсуждать. Обсуждать нечего: вы моя жена, – его тон на миг заледенел. – Но хочу ещё, чтобы вы знали. Мне жаль, что вам пришлось вытерпеть всё это.

– То, что случилось сейчас? – Я нарочно состроила непонимающий вид.

Хилберт хитровато улыбнулся, продолжая медленное, но уверенное наступление.

– Думаю, эти страшные пытки вы и вовсе никогда мне не простите. – Он нарочито виновато вздохнул. – Но я о другом. Обо всём, что было до того, как вы рассказали… О себе.

Я остановила его руку. Это было невыносимо сладостно – что случилось между нами только что. И ожидание того, что могло быть дальше – опасное, грозящее толкнуть на очередное безумство. Но, если Хилберт не осознает границы, если я сама не восстановлю их, то дальше будет только хуже.