– Корзину цветов сюда немедленно!

Тот опешил, но реакцию сохранил: достал рацию и отбил этот приказ уличной охране. А Петров всё метался по палате. Но вот он остановился возле Маши, бережно поднял её на ноги и как-то трепетно даже положил свою огромную ладонь на Машин живот.

– Машка… Машуня… Ты знаешь, что ты моё счастье? Как же я жил без тебя?! Где же ты была?!

Он обнял её и зарылся руками в Машины волосы. Очень нежно целовал и ласкал, как самую великую драгоценность.

– А ты, Саш? Где был ты? Где носило тебя все эти годы? Это просто чудо, что мы, наконец, встретились, – вторила ему Маша между поцелуями.

– Чудо, – согласился Петров и опять погладил её живот.

В палату ввалился охранник с огромной корзиной самых разных цветов.

– Указаний не было, Александр Михайлович, я собрал все, что там были.

– Молодец! Премия! – отреагировал Петров.

– Марусь, поверь, что этими цветами я даже сотой доли своей радости не могу выразить, но знай: я рад и счастлив! А-а! К чёрту всё! Пошли!

Александр схватил Марию за руку и быстрым шагом направился к кабинету главврача.

– Жора! – с порога потребовал он. – Выписывай меня к чёртовой матери! Я и так долго терпел твои трубки. У меня сейчас такой стимул жить, что убивать будут – не убьют!

– Признались? – посмеиваясь спросил врач Машу.

– Да, Георгий Исаакович, не могу больше скрывать. Неправильно это.

– Вот и отлично! Идите с богом. – напутствовал их доктор.

На учёт Маша встала в районную поликлинику, когда ещё даже не думала о браке с Петровым. Страшно было, но она же взрослая тётенька, поди справится с малышом, раз уж он зародился. Ни про какой аборт у Маши даже мысли не возникало.

Но она же старородящая: понадобились сложные анализы, которых в местной поликлинике не делали, и она по привычке обратилась в клинику фирмы. Здесь и оборудование на порядок выше и отношение, что уж говорить, другое. Тридцать девять лет не шутка. Вот тут Георгий Исаакович и узнал про её беременность, а потом и про многоплодность.

– Бывай, Жора! – перебил её мысли Петров. – Всё, что надо для центра, списком мне подгони! И премию жди, эскулап!

– Иди уже, – засмеялся Георгий Исаакович. – Благодетель. Ты знаешь, что немцы тебя героем борьбы с мафией считают?

– Знаю, Серёга рассказывал. Это они настоящей мафии не встречали. Но пусть считают, – рассмеялся Петров.

В коридоре он развернул Машу к себе лицом и очень внимательно посмотрел ей в глаза.

– Спасибо, родная! Ты не представляешь, что ты для меня сделала!

– Представляю, Саш, хотя и сама в шоке, – созналась Маша. – Но, думаю, у нас хватит сил вырастить их хотя бы до двадцати лет. Ваньке сейчас двадцать, так он уже сам пытается жить. Может, и они …

Их? Они…, – Петров завис и даже, кажется, челюсть отвисла на самом деле.

– Их, Саша, у нас двойня. Первым Георгий Исаакович предположил: услышал разнобой в сердцебиении. А через недельку-другую можем их на УЗИ увидеть.

Петров всё никак не мог отойти и осознать своё двойное счастье.

– Маша… Машенька… Родная…

Дрожащими пальцами от трогал Машины плечи, волосы, руки и. кажется, даже боялся дышать на неё. Но Петров не был бы Петровым, если бы не умел быстро брать себя в руки.

Он крепко обнял Машу, горячо поцеловал в губы, никого не стесняясь. Да никто и не возмущался. Медсёстры и не такие картины видели, а охрана и сама была рада за шефа. Тихо ведь никто не говорил, так что суть событий все уловили верно.

– Поехали домой, Марусь! Не могу я тут больше. На неделе уж так и быть ничего делать не будем, люди работают, а в субботу, уж, извини, у нас регистрация! Я договорился.

Маша и возразить не успела. У крыльца клиники их ждал чёрный лексус Петрова, и им оставалось только сесть в машину, как из окна гостиничного комплекса, расположенного метрах в пятидесяти от клиники, раздался громкий надрывный крик:

– Отец!

Александр остановился. Маша тоже повернулась лицом к гостинице. Отсюда выражение Настиного лица было не видно, но, судя по голосу, она была в своём обычном состоянии раздражения.

Охрана засуетилась у двери и под окнами, но действий никаких не предпринимали без приказа Петрова: отец ведь. Александр постоял секунду, с извинением взглянул на Машу и сказал:

– Я ненадолго, Марусь. Поговорить всё равно надо.

– Понимаю, Саш, не торопись и береги себя. Я подожду.

Сама она так и не решилась поговорить с Анастасией, а сейчас подумала, что и правильно. Кто она Насте? Чужая тётка, будущая жена отца, но никак не советчица. Да она и видеть Машу не захотела бы. Так что пусть Петров сам тут решает, что и как. Мария села на лавку у входа в клинику и приготовилась ждать столько, сколько надо будет.

А Александр шёл к корпусу, где под охраной сидела его дочь и думал, как они до этого докатились. Видимо, не хватило ему времени, умения перебить влияние Светланы на дочь. А ведь видел, что ещё в подростках, возвращаясь из Европы от матери, Настя ёжится иголками, грубит и выделывает кренделя в школе, а потом и в институте.

Не понял, что его строгость и требовательность идут вразрез с материнской вседозволенностью и воспитанием исключительности. Думал, что мозги, которые у дочери всё же были (училась она легко, но без старания), победят алчность, которая ей досталась от матери. Не срослось…

– Здравствуй, дочь, – поздоровался он с ней, войдя в номер. – Надеюсь, ты всё уже поняла за это время.

Петров с ожиданием взглянул на дочь. Она находилась под охраной уже больше недели. Питание и прогулки по расписанию, никаких встреч, никаких телефонов и интернета. Может, одумалась?

– Мне сообщили о покушении на тебя, – спокойно ответила Настя, чуть охрипшим голосом. – Сочувствую и сразу говорю, что была против такого варианта, но маму не переспоришь. И, да, я хорошо подумала обо всём. Но! С тобой ничего не случилось бы если бы ты сразу переписал на мать или на меня пятьдесят процентов своих активов! – вдруг резко выкрикнула она.

И Петрову стало ясно, что дочь так и не подумала серьёзно о своём положении.

– А мать требовала всё, – автоматически уточнил Петров. – Что же вы не договорились?

– Да ты и за пятьдесят уцепился, как клещ! – непримиримо огрызнулась София. – Когда я свой бизнес начала, мне очень нужны были деньги, а ты мне что сказал?! Любишь кататься – люби и саночки возить. Крутись сама. Дал только на первый старт. А я хотела сразу! Зачем мне тратить годы, когда есть возможность развернуться здесь и сейчас?!

Дочь трясло от еле сдерживаемой ярости, и Александр ясно видел, что даже если они договорятся, настоящего примирения всё равно не будет. Анастасия не изменится. Может, притихнет под обстоятельствами, но не смирится ни с ним, ни с его новой семьёй.