бы невыносимой тяжести, когда увидел свою страну в руинах, а моих соотечественников скитающимися без крыши над головами? Но когда я размышляю об этом, среди всего этого кошмара, вместе со страной, которая разрушена, когда и я сам остался бездомным и без гроша в кармане, то чувствую, как во мне появляется новое чувство – чувство радости.

– Однако в этом мире много таких, кто радуется дни напролет, потому что они нагрели руки на этой войне!

– Да, это так. Но таких людей быть не должно. Война для них – очень прибыльный бизнес. Они говорят, что смогут стать миллионерами, если война будет длиться десятки лет. И именно жажда наживы этих людей в будущем может спровоцировать новую войну. Именно они соблазняют молодых и чистых душой людей разговорами о мести.

– Эти люди сделали нашу страну кормушкой. Они жируют за счет нашей страны. Но разве война – это не бизнес, который приносит прибыль?

– С победой в войне, полагаю, приходит и прибыль.

– Можно ли назвать справедливой войну, которая началась ради прибыли?

– Не может быть победы в войне, несправедливой в глазах Бога.

– На войне мы постоянно молились богам, особенно богу войны.

– Бог войны? Да это такой же выдуманный людьми бог, как, например, бог, который лечит коклюш.

– Нет, я говорю о богах, которые были в Японии с древних времен.

– Этих богов придумали наши предки, не обладая теми знаниями философии и теологии, которые есть у нас. Они создали своих богов, потому что они были им нужны, а затем просили у них того, что хотели. Эти боги были бумажными, ненастоящими. Поэтому мы поверили в то, что наша страна непобедима, в легенды о божественном ветре. Мы молились не тем богам.

– Сэнсэй, может, вы считаете, что нам не хватало искренности?

– Ни в коем случае! Но как бы ни был искренен человек, бесполезно молиться тому, кого не существует. Мы не могли противостоять тем, кто верил в истинного Бога.

– Но как же так? Ведь у нас, японцев, есть дух, дух Ямато, значит, у нас должны быть свои боги.

– Если эти боги свободно приняты людьми и не навязаны силой, то да! Но ваш образ мышления свидетельствует, что вы привержены религии, которая на самом деле является лишь примитивным национализмом. Такой подход подвергли критике и осуждению в Риме еще две тысячи лет назад.

– Давайте оставим разговор о богах. Разве не говорят, что война – мать цивилизации? Разве не становится она серьезным стимулом для науки? Подумайте, например, об атомной бомбе!

– Но, с другой стороны, если бы всю эту человеческую энергию, все эти ресурсы, все это время, потраченное на войну – если бы все это направить на мирное созидание, эффект был бы куда больше. В любом случае война – не прибыльное дело. Когда вы вернулись с фронта, что вам сказали ваши офицеры?

– Они сказали: ничего не поделаешь. Надо подчиняться американской армии. Но точно так же, как Германия восстала из пепла Первой мировой войны, мы тоже восстанем с мечом в руке. Надо ждать и быть готовыми!

– Отбросьте эти глупые мысли. Скажите, был ли у этих офицеров опыт настоящей войны?

– Нет. Все они были в тылу.

– Ну да, я так и думал. Офицеры без реального военного опыта! Чтобы удовлетворить свое тщеславие, они отдают приказы наивным молодым людям и отправляют их на бойню. Настоящая война – это жестокое дело. Когда ты, с комфортом усевшись в кресле, читаешь книги о войне, ты думаешь, как это прекрасно, сколько мужества и отваги, а затем появляется мысль: «А не сходить ли и мне разочек на войну?» Но реальность совершенно другая. Да и книги, описывающие истинное лицо войны, не были разрешены к печати цензурой. Конечно, есть картины, изображающие сражения Ёсицунэ[68]. Есть и стихи генерала Ноги[69].

Но где же красота в атомной бомбардировке? Я уверен, безумная мысль о новой войне никогда не пришла бы вам в голову, если вы хотя бы ненадолго оказались здесь в тот день и в то время и увидели все своими глазами. Если начнется еще одна война, атомные бомбы будут падать повсюду и миллионы обычных людей будут уничтожены в одно мгновение. После такой войны не останется ни красивых рассказов, ни песен, ни стихов, ни картин, ни музыки, ни литературы, ни исследований. Лишь смерть. Подобно муравейнику, раздавленному катком, вся Земля будет раздавлена этой войной. Разве это не безумство?

– Вы хотите сказать, что Япония побеждена раз и навсегда?

– В Новом Завете сказано так: «Предоставьте месть Мне, Я воздам»[70]. Только Бог может наказать тех, кто несправедлив в Его глазах. Месть – это не наше дело.

– А что нам сейчас делать, как быть?

– Чтобы найти путь, я сижу и размышляю в этой маленькой хижине. Но пока я не нашел ответа.

– Мне бы тоже хотелось побыть где-нибудь в тишине и поразмышлять над этой проблемой.

– Тогда иди в горы и думай! Если вы останетесь в ужасной суете этого мира, вы будете бегать кругами, так и не найдя путь. Вы станете людьми, которые только и делают, что суетятся. Неподвижно стоят синие горы, а белые облака приплывают и уплывают. Я постоянно смотрю на три вершины горы Мицуяма и продолжаю молча размышлять.

Мои посетители ушли в задумчивости. Глубокая тишина опустилась на хижину. Я слышал, как разговаривает сама с собой моя пятилетняя дочь Каяно. Выйдя на улицу, я увидел, что на камнях, хранящих следы атомного взрыва, были разложены черепки, разбитая посуда, осколки бутылок и зеркал. Все подружки Каяно погибли, поэтому она играла в дочки-матери одна, с головой куклы. Она приговаривала: «А дом Кая-тян был большим, там было два этажа. И там была мамочка. Она готовила для меня мандзю[71]. Я спала в теплой постельке. У нас горели лампочки».

Я застыл, наблюдая за ней. Каяно продолжала лепетать, вспоминая прошлое. Я закрыл глаза, и передо мной всплыли воспоминания жизни в нашем доме. Это было похоже на легенду об Урасиме Таро[72], который оказался в великолепном дворце на дне океана. Я открыл глаза, подобно тому как Урасима Таро открыл драгоценную шкатулку, и мой сон развеялся. Вокруг была атомная пустыня…

Подул ветер, и черепица на крыше, казалось, заплакала. Внезапно появился Ититаро. На нем была военная форма со штанинами, перехваченными вокруг лодыжек. После демобилизации он сразу вернулся на родину, где нашел свой город в руинах, а вместо отчего дома – кучу пепла. Обгоревшие останки