– Я подумаю, – обещал Довлатов, но ремень расстегнул. Я тут же отстранилась от него, как от заразного.

– Хорошо, теперь открывайте, я пойду.

– Рано я Вас отстегнул. Садитесь, давайте поговорим как взрослые люди. Между нами случилось какое-то недоразумение.

– Недоразумение – наша встреча в целом.

– Вы жалеете? – спросил Довлатов, повернувшись ко мне спиной и расстегивая грязную рубашку. – О нашей встрече.

– О, Вы знаете, сейчас это звучит как никогда двусмысленно.

Фантазии уже успели унести меня в далекие дали, но внешне я держалась молодцом, прячась под напускными шуточками – так я могла сохранить спокойствие, глядя, как желанный мужчина раздевается передо мной в закрытом кабинете, где я его впервые увидела вживую.

– Не может быть, Яна, мне удалось Вас смутить.

В личном шкафчике хранилась запасная рубашка, и он переоделся, так и не обернувшись ко мне лицом. Под правой лопаткой на его спине я успела заметить небольшую темную родинку, к тому же окорочка у него по бокам поясницы неплохие наросли. Должно быть, от сидячей работы.

– Может быть, – ничего не значащим тоном произнесла я, наблюдая, как он оправляет одежду и оборачивается.

– А вот куртку Вы мне напрочь испортили, – улыбался Довлатов. – Кстати, у Вас тоже хорошее такое пятно, – он поводил ладонью в районе своей груди.

– Если бы Вы меня к себе не пристегивали, его бы не было, – заметила я.

– Если бы Вы не убегали, я бы Вас не пристегивал, – он с готовностью принял словесную игру.

– Если бы Вы понимали русский язык, я бы не убегала.

– Если бы Вы прислушались к моей просьбе и не вели себя, как дикарка, возможно, я бы от Вас отстал, – говорил он, просовывая ремень обратно в петли. – Все было бы немного иначе: не так грубо.

– А иначе не так интересно. Тем более, если это только вероятный исход, к чему мне строить из себя непонятно кого? Я люблю быть собой – дикаркой.

– Ну а я, как видите, люблю быть собой: настойчивым преподавателем.

– Который силой завел студентку в кабинет, заперся с ней изнутри и теперь возится с ремнем на брюках, – невозмутимо и безо всякого смущения продолжила я, вызывая на его лице самодовольную усмешку.

Ему нравится, как я парирую его фразы, быстро нахожу дерзкие ответы, язвлю, ничего не стесняясь. Он в восторге от моего остроумия, находчивости, раскрепощенности, все это видно по одному его взгляду.

– И все это похоже на то, что написали на стене о нас с Вами. Может, не стоит отрицать очевидного?

– Яна, Вы меня поражаете, – признался Довлатов, закончив с ремнем и поправив рубашку. – Вашу бы энергию да в нужное русло! Но пошлости я не слишком люблю, особенно в общении со студентами.

– Что же Вам от меня в таком случае нужно?

Он засмеялся, оперся одним плечом о шкаф, взъерошил себе шевелюру, отправив челку на затылок, и почесал бороду как бы в задумчивости.

– Мне нужно лишь согласие работать со мной. Это единственное, чего я добиваюсь. Соглашайтесь, мы с Вами неплохо ладим. И отлично сработаемся! – откровенно издевался Довлатов.

– И это все?

– Да! Такая малость.

У меня упало сердце, все надежды рухнули в пропасть. Неужели ему и правда больше ничего от меня не нужно? Тогда почему именно я? Ведь неспроста же. Хотя это я размечталась: не с моей фигурой и внешностью на такого мужчину ногу задирать. Моя доля – тихонько сидеть в стороне и ронять слюни. Но Довлатов продолжал лобовую атаку, почуяв, что почти пробил мой панцирь наглости и дерзости.

– Так Вы согласны продолжить работу под моим руководством? Прежде чем вы ответите, прошу заметить, что Вы заперты со мной в одном кабинете, и никто, кроме меня, не сможет выпустить Вас отсюда.

Глубоко вздохнув, я закатила глаза к потолку:

– Да согласна я, согласна! Вы и мертвого достанете, Константин Сергеевич!

– Работа такая, – хмыкнул он с явным облегчением. – Кстати, теперь я, а не Вера Алексеевна, буду решать Ваши проблемы. А Вы должны делать то, что я скажу. Начнем с Покидченко…

Еще десять минут Довлатов втирал мне, что бить Галю снова ни в коем случае нельзя, потому что на нее распространяется презумпция невиновности. Даже несмотря на то, что все факты налицо. Я кивала, делая вид, что согласна с ним, но он меня не переубедил: кишка у него тонка. Никто бы не смог меня переубедить, раз уж я вбила себе в голову заняться самосудом.

Прикрывшись тем, что хочу просто с ней поговорить, я выпросила у Довлатова номер Гали и в глубине души ехидно улыбалась, что его получилось так легко провести. Скоро этой суке будет очень, очень больно. Я позвоню одним своим знакомым, солью номерок, по нему мне пробьют адрес; я позвоню еще одним знакомым, договорюсь о встрече, мы дружной компанией сядем в машинку и приедем по адресу. Там подождем Галю у подъезда, встретим, побеседуем. Скорее всего, я останусь в машине – очень хотелось бы поучаствовать, но вот беда: есть такая вещь как презумпция невиновности; и если меня не будет в кругу тех, кто станет с ней «беседовать», то я как бы и не при делах.

– Яна, я знал, что в глубине души Вы добрый и приятный человек.

– Да нет, что Вы, я же «грубая и наглая», – улыбалась я заученной улыбкой, которую трудно отличить от настоящей.

– А как же Вы с таким пятном теперь на учебу? – Довлатов закусил губу. – Я дам Вам свою старую олимпийку – она у меня тоже здесь, сто лет уже висит.

Так, может, ее моль съела, подумала я, но вслух сказала:

– Я же в ней утону. Да и как я буду выглядеть в огромной мужской спортивной кофте?

– А лучше с пятном? – скривился он, состроив недоверчивую мину.

– Нет, – я помолчала, раздумывая, – лучше в олимпийке.

Облачившись в темно-синее мешкоподобное нечто, в которое уместилось бы четыре меня, я в приподнятом настроении отправилась на пары, заранее представляя лицо Ольги, когда я ей все это буду рассказывать, и даже дрожа от нетерпения.

13. Коллапс сингулярности

Если сингулярность возникла в результате столкновения небольшого количества высокоэнергетических частиц, то за счет излучения Хокинга получившаяся черная дыра очень быстро испарится, и момент ее исчезновения можно назвать коллапсом сингулярности.

Свою собственную реакцию на столь стремительное и необъяснимое сближение с Довлатовым я погасила где-то внутри себя изначально, отчаянно игнорируя дикий восторг, бьющий фонтаном, и не позволяя лишним мыслям проникать в голову. Зато я замечала, как на это событие