На набережной он увидел гондолу с двумя гребцами, котораявот-вот отправлялась в Местре, с богато разодетой молодой женщиной, которую онтак страстно разглядывал, что гондольер кивнул, поняв что Казанова ищет дешевойоказии в Местре.

Казанова пристально посмотрел в прелестное лицо женщины,взошел в гондолу и заплатил двойную цену за проезд, чтобы не взяли никогобольше, поэтому гондольер называл его экселенца, а старый священник хотелуступить место рядом с женщиной; Казанова вежливо отказался так как не былнобилем.

«Но вы наверное священнослужитель?»

«Нет, барышня, я только писец адвоката!»

«Я рада. Мой отец всего только арендатор. А это мой дядя,священник из Пр. (Преганциоло? Предацци?) Там я родилась и выросла,единственный ребенок и наследница отца, который умер, и матери, о которой врачк моему горю сказал, что она уже не поднимется.»

«Милая Христина», сказал священник, «наверное, ты тревожишьгосподина?»

«Но разве я не взошел сюда, привлеченный красотой вашейплемянницы, дорогой священник?»

Дядя и племянница при этом громко засмеялись, и он посчиталэтим людей немного простоватыми. Дядя, несмотря на ее протесты, рассказал, чтоона заметила: «Посмотри-ка на этого приятного молодого человека, он гневается,что не едет с нами.»

Она толкнула дядю на этих словах.

«Я не думал, что нравлюсь вам, но после этих словотваживаюсь сказать, что нахожу вас прелестной.»

«Многие венецианцы делали мне комплименты, но ни один непосватался. Я была в Венеции четырнадцать дней, чтобы найти жениха. Я хотела быжить в Венеции.»

«У этой девушки четыре тысячи дукатов», сказал дядя.«Хорошая партия! Но кто ей нравится, тот не сватается. Кто сватается, тот ненравится.»

«Четырнадцать дней в Венеции! Это же слишком мало!»,воскликнул Казанова. Он был бы счастлив взять в жены эту девушку на этом самомместе, даже если бы у нее не было пятидесяти тысяч талеров. Но вначале ондолжен узнать ее характер.

«Характер?», спросила она. «Вы имеете в виду красивыйпочерк?»

«Нет, мой ангел. Она заставляет меня смеяться. Я имею в видусвойства сердца. Уже три года я ищу жену, и хотя нашел несколько почти таких жепрелестных девушек, все с хорошим приданным, но через два или три месяца у нихвыявлялись недостатки.»

«Что же вам не нравилось?»

«Одна не выносит детей, другая слишком тщеславна, третья —монашка, четвертая глупа, пятая печальна. Одна не хотела целоваться, другаячересчур красилась.»

На каждом пункте Христина серьезно уверяла, что у нее этогонедостатка нет. Она носила в черных косах золотые заколки и шпильки, золотуюшейную цепочку двадцатикратного переплетения и широкие, массивные, золотыекольца, всего больше чем на сто цехинов.

Священник хотел идти в Тревизо пешком, но племяннице нужноместо в коляске. Тогда Казанова предложил им «свою» четырехместную коляску. ВМанджера он приказал подать завтрак, а тем временем нанял красивую коляску.Священник пошел к мессе. Казанова попросил помолиться за них и дал ему за этосеребряный дукат, за что священник хотел поцеловать ему руку.

Наконец Казанова подал руку племяннице, иначе он прослыветнеучтивым. Она взяла его руку. «Что же станут говорить теперь?»

«Что мы влюблены и составляем прекрасную пару!»

«А если нас увидит ваша подруга?»

«У меня нет ни одной, я никого не хочу, во всей Венеции нетникого красивее вас.»

«Жаль, я не приеду больше в Венецию, и уж конечно не нашесть месяцев нужных вам, чтобы изучить кого-нибудь.»

«Я возмещу все издержки!»

«Тогда скажите это дяде!»

«За шесть месяцев вы хорошо изучите меня.»

«Я уже хорошо знаю вас.»

«И вы сможете ко мне привыкнуть?»

«Наверное.»

«И полюбить меня?»

«Очень, если вы станете моим мужем!»

Он был поражен, восхищен. Ее шелковое платье, золотое шитьеи браслеты, ее фигура, красивая грудь, красивые ноги, тонкие лодыжки, еепоходка, свободные движения, очаровательный взгляд — переодетая принцесса! Акак она наслаждается тем, что нравится ему! Она четырнадцать дней была вВенеции, и не нашлось никого, кто бы женился на ней или по крайней мересоблазнил?

Ее прелестям он хотел «принести блистательное почитание насвой лад».

В Тревизо он пригласил их на ужин и обещал поездку в Пр. прилуне в своей коляске. Он разжег огонь, заказал хорошую еду, и уговорилсвященника отнести в ломбард бриллиантовое кольцо, так как он не хочетпоказываться в ломбарде. Так на целый час он остался наедине с Христиной.Несмотря на свои желания, он не пытался получить даже единственный поцелуй. Онлишь возбуждал ее легкомысленными речами и чувственными историями. Священниквернулся с кольцом, из-за праздника Пресвятой Девы его можно заложить лишьпослезавтра. Казанова уговорил добряка снова сходить туда: когда другой человекпринесет то же самое кольцо, может возникнуть подозрение. Священник пообещал.

Казанова остерегался использовать в этот день даже малейшуюее благосклонность, чтобы не лишиться доверия. Он хотел уговорить священникапоместить племянницу за счет Казановы в приличный дом в Венеции. Священниксогласился. Казанова обещал все устроить за восемь дней. В это время он будетей писать и надеется на ответ. Она призналась, что умеет только читать, но неписать. Ни одна девушка в ее деревне не умеет писать.

Но в Венеции высмеивают людей, не понимающих по-писанному.Христина печально сказала, что за восемь дней ей не научиться. Священникутверждал, что за четырнадцать дней это возможно. Она обещала быть прилежной.

Кристина была засоней и Казанова уговорил священника выехатьза час до рассвета, так он сможет вовремя попасть к мессе. Он попросил хозяйкуразжечь для него огонь в соседней комнате. Но священник возразил, что вполнеудобно он может спать с племянницей в одной постели, а Казанова в другой. Онине будут раздеваться, а Казанова может и раздеться и утром остаться полежать.

Христина возразила, что может спать только раздевшись. Ейнужно только четверть часа для ночного туалета.

Не будет ли она спать с дядей нагою? «Телесный разум»Казановы противился этому представлению. Он заказал самый лучший ужин. Когда онвернулся, Христина гладила щеки своего семидесятилетнего дяди. Добряк смеялся.

«Она ласкает меня, потому что хочет дождаться здесь моеговозвращения. Говорит, что завтра утром вы будете как брат и сестра. Я верю ей.Но она не подумала, что может быть вам в тягость.» Казанова успокоил его. Онуверил дядю, что утром она будет под его защитой.

Казанова был так возбужден, что кровь ударила ему в голову.Четверть часа у него шла носом кровь. До конца дня священник уехал по своимделам. Казанова не выказывал ни малейшей свободы. Он рассказывал слегказавуалированные сладострастные истории, а когда она что-нибудь не понимала, топритворялась, что понимает все. За ужином он учил дядю и племянницу есть устрици трюфели. Они пили вино из Гатты, которое веселит, но не опьяняет. Легли околополуночи.