«Ее своеобразный костюм», пишет Казанова, «двадцать летназад мог быть очень модным» — этими же словами через сорок лет Шарль де Линьопишет костюм Казановы.

Балетти сказал, как его друг восхищен, что время не может заставитьувясть прекрасную землянику на ее груди. Это была родинка. Она обязана ей своимименем — Фраголетта. «Я всегда была Фраголеттой», гордо сказала она, «и всегдаей останусь.»

Казанова почувствовал ужас. Из-за этой Фраголетты его отецбыл выслан из Пармы, приехал в Венецию к Дзанетте, матери Казановы, и стал егоотцом. Она, можно сказать, была поводом к его существованию. Онапоинтересовалась, как его зовут.

«Я — Джакомо Казанова, сын пармезанца Гаэтано.» Пораженная,она шагнула к нему. Она молилась на его отца. Беспричинная ревность вскореисчезла. Она уже смотрела на Джакомо, как на сына. «Обними меня, как своюмать», просила она. Все еще точными жестами актрисы она поднесла кувлажнившимся глазам кружевной платочек. «Единственным недостатком твоего отцабыла неблагодарность.»

Похоже, у сына был тот же недостаток. Он больше не ходил кней.

Именно благодаря хорошим связям с полусветом и миром театравходит Казанова в большой мир. Итальянские художники и артисты считалисьлучшими в Европе. Итальянские певцы, танцоры, актеры, архитекторы, музыканты иписатели в восемнадцатом веке вызывали фурор при всех дворах и во всехстолицах. Женщины итальянского театра, видевшие у своих ног половинуаристократии Европы, любили длинноногого сорванца с родины, выступавшего, какбольшой господин, расточавшего любовь и деньги, всегда забавного и услужливого.На яркой сцене его жизни они образовали хор и эскорт, иногда они играли ролиего первой, второй, третьей, четвертой любовницы, напоминали ему о родине и начужбине открывали многие двери.

Как только он пускался в путь, сразу начиналось его новоеприключение и захватывало его прочно, но ненадолго. Так шел он по жизни. Одинслучай вел к другому. Каждый каприз становился судьбой. Своенравие, повторяясь,стало чертой характера.

Шум у двери стал новым поворотом. В соседней комнате оннашел орду сбиров, этой «итальянской напасти, непрестанной чумы». Человек впостели ругал — на латыни — хозяина. Хозяин объяснил Казанове, что этоиностранец, раз знает латынь. Под одеялом пряталась женщина, сбиры хотелипосмотреть на свидетельство о браке. Если они не женаты, то окажутся взаключении, кроме того господин должен заплатить вожаку сбиров три цехина.Казанова захотел поговорить с господином…

«Это что, разбойники?»

Казанова заговорил на латыни. Человек в постели не желалникому давать ни талера. Он был офицер. Персона рядом с ним прошла в гостиницув форме офицера.

Казанова уже загорелся. Женщина под одеялом! Интрига!Казанова попросил офицера довериться ему и дать свой паспорт. Это был капитанвенгерского полка императрицы Марии-Терезии на пути из Рима в Парму с письмомкардинала Алессандро Альбани к М. Дютильо, министру герцога Пармы.

В красивом платье и причесанный поспешил Казанова вепископский дворец и, вопреки лакеям и слугам, к постели епископа, которыйнаправил его в свою канцелярию. Начальник канцелярии спросил Казанову, почемуон вмешивается в чужие дела, ему надо обратиться к руководителю сбиров.

«Ничего подобного, господин аббат!», воскликнул Казанова.«Ничего подобного!»

Обрадованный прекрасной суматохой, которую он так быстроустроил, Казанова пошел в гостиницу к венгру и сказал, что все идетвеликолепно. Кто-нибудь другой был бы напуган затруднениями с епископом иполицией, но Казанова с удовольствием и страстью к сенсации, характерным длятипичного бездельника, вмешивался во все, что его не касалось. Он действительноненавидел полицию и был готов с первого взгляда влюбиться в романтическоесущество под одеялом.

«Из какой страны ваша спутница?», спросил он венгра.

«Из Франции, она говорит только по-французски.»

«Значит, вы тоже говорите по-французски.»

«Ни слова!»

«Пантомима — тяжелое искусство?»

«Мы понимаем друг друга.»

«Могу ли я с вами позавтракать?»

«Спросите лучше сами.»

Казанова спросил. Прекрасная головка молодой женщины вмужском спальном колпаке внезапно вынырнула из-под одеяла. Казанова сказал, чтовосхищен ею, она кокетливо ответила, он пошел за кельнером. Когда вернулся, онабыла одета в голубой сюртук и причесана по-мужски. За завтраком венгр непрерывноговорил с ним. Казанова непрерывно смотрел на француженку.

Потом он пошел к графу Спада. Генерал, не обрадованныйвмешательством священников в свою епархию, приказал адъютанту вначалепригласить офицера со спутником на обед, а потом потребовать от епископаудовлетворения в соответствии с притязаниями капитана.

Когда Казанова пришел с адъютантом, сбиры ретировались.Капитан пожелал — и получил — тридцать цехинов и коленопреклоненное извинениехозяина и сбиров. Часом позже Казанова с венгром и француженкой пришли к графуСпада. Поездку в Неаполь он отложил. Капитан был близок к шестидесяти,француженке было двадцать и она была обворожительна. В Парму Казанова хотелехать с ней, венгром он уже был сыт.

За столом графа Спада прекрасная француженка выступала, какмужчина. Но синьора Квирини плавилась от ревности. Старый аббат уверял, чтохозяин и сбиры приходили по заданию инквизиции: инквизиция не желает, чтобымужчина спал с кем либо, кроме своей жены.

Через двадцать лет в Испании Казанова обнаружил, что комнатыв гостинице запираются снаружи, словно тюремные камеры. Из этого обстоятельстваон проницательно заключил, что наступает угроза падения монархии, которая и всамом деле рухнула — двести лет спустя и по другим причинам.

«Можно ли жить вместе, не понимая ни слова?», спрашиваласиньора Квирини. (Уже Монтень писал об итальянских куртизанках, которые требуютразговоров так же, как и любви.)

Француженка возразила, что для ее дел не требуется ни слова.

«Но ведь ничего не возможно без слов или писем», вскричалаКвирини.

«Игра тоже?»

«Вы и играете вместе?»

«Мы не занимаемся ничем другим, мы играем в фараон и я держубанк.»

Джульетта Квирини рассыпалась в смехе.

«Велик ли выигрыш у банка?», спросил генерал.

«Ах, выигрыш такой неопределенный, что не стоит разговора.»

Никто не перевел венгру этот ответ. Казанова был очарован«пикантным» тоном. Он уже думал над «путями и средствами» завоеванияфранцуженки. Неужели венгр выиграл ее без единого слова? Он предложил ему своюколяску, очень удобную, с двумя свободными задними сидениями. Когда онисогласились, он пошел в кофейню, где собирались аристократы, и за двестицехинов купил коляску у графа Дандини, сына того профессора из Падуи, укоторого Казанова слушал пандекты.