Черт подери, на спине, вдоль хребта, тянулись длинные царапины. По четыре с каждой стороны, как будто кто-то его когтями рвал. Кто, когда? Так вот почему спина саднит! И на простынке… размазанная кровь. Неужели он во сне? Нет же, не может быть, он никогда не страдал лунатизмом и очень чутко спит. Это просто… это просто провокация. Да его хотят подставить!

– Слушайте, вы, не знаю, как там вас звать! Вы что, надеетесь меня испугать?! Тогда вынужден разочаровать вас – ничего из этого не получится. Я по образованию юрист и имею опыт разбирательства в судах. Все мои стулья, одеяло, ваши синяки – этого недостаточно для возбуждения дела… Может быть, ваша сестра случайно и не здесь, и не сегодня… Всё это недоказуемо…

– Извините, сэр, но мы были в больнице и зафиксировали травмы.

Дьявол!

– Когда?

– Утром, пока вы еще спали… после бурной ночи. И еще мы, под протокол, взяли соскобы из-под ногтей, и эксперты легко установят, чьи под ними были кровь и кожа. Можете еще раз взглянуть на свою спинку.

Мистер Адамс испуганно заморгал. А вот это уже серьёзно, потому что одеяло, кровь на простыне, царапины и экспертиза, хоть даже ДНК. Но сдаваться нельзя, если они преступники, то надо не показывать им своей слабости, надо наступать.

– Всё это вздор! В крайнем случае, тянет на драку. Обоюдную! Да, мы могли повздорить с вашей сестрой, и когда она… Когда напала на меня, я был вынужден защищаться. Отсюда царапины и синяки. Это была самозащита!

Конечно, не очень приятно угодить под разбор бытовой драки, но это не насилие, это совсем другая статья! И кто выиграет этот суд, еще неизвестно.

– А теперь ступайте вон!

Мужчина выпустил дым… его сигары. Он почему-то был очень спокоен, хотя на его месте…

– Сэр, я же говорил, вы зря так нервничаете. Насчёт царапин вы, возможно, правы. Вы, гринго, всегда стоите друг за друга и, наверное, сможете договориться, обвинив в нападении мою сестру. Но есть один момент.

– Какой момент? Какой еще может быть момент, когда всё очевидно?

– Сперма, сэр… Ваша сперма в моей сестре. Там, где она должна находиться по физиологии.

Что?! Как?!

– Да! Мы были в больнице и попросили врача, он посмотрел внимательнее. И обнаружил… Вот протокол… И если то, что нашли, поместили в пробирку и заморозили, представить следствию, а потом суду… Это уже не царапины, сэр! Вы злобно и жестоко надругались над моей сестрой и, несмотря на ее сопротивление, довели своё дело до конца, причинив ей моральные страдания и физические увечья. Вы надеялись, что сестра промолчит, потому что она мексиканка, а вы белый, потому что вы ее хозяин, а она служанка, человек второго сорта. Вы надеялись, что всё вам сойдёт с рук… Но вы просчитались, она позвонила мне, и я приехал! Я не дам в обиду сестру, я привлеку следователей и найму адвокатов, и ваши карьера и свобода…

Да, так, всё так, потому что царапины, его кожа под ногтями, и еще это… Как так получилось? Как они смогли? И ничего не доказать, совсем ничего, тут любой следователь… И верно, конец карьеры, суд, тюрьма, где невозможная грязь и бардак… И все его попытки вырваться из трущобы закончатся вот этим… Что делать, что?.. Надо договориться, надо попытаться договориться!

– Что вы хотите? Сколько? Хотите… Хотите сто тысяч? Я дам, и мы забудем об этом… досадном недоразумении.

– Сэр, мы живём бедно, но мексиканцы – гордая нация, мы не продаём честь наших близких за ваши доллары!

– Двести!

– Моя сестра, посмотрите на нее, она плачет, ее жизнь искалечена… Вы нанесли ей травму…

– Триста.

– Пятьсот, и я попытаюсь уговорить сестру, хотя это будет непросто.

– Но пятьсот…

– Полмиллиона и ни центом меньше. Или я прямо сейчас наберу номер полиции. Пусть полицейские приедут и увидят всё это. И пусть пригласят репортёров, потому что в вашем положении…

Мистер Адамс осмотрелся еще раз. Прикинул. Посчитал… Нет, при такой доказательной базе… Даже при самом благополучном исходе, если он выкрутится, случится скандал, который раздуют журналисты, и тогда… Так стоит ли ломать с таким трудом налаженную жизнь из-за каких-то…

– Хорошо, согласен, пятьсот…

По рукам. Итого… Двести – Мигелю. Сто – на организационные расходы. Это домик в Мексике Катарине и деньги на первое время для ее ребёнка и мамы, гонорар «брату», экспертизы… В остатке двести, которые…

– Как всё прошло, Мигель?

– Идеально, как было написано. Катарина добавила в питье снотворное, то самое, которое было у хозяина, чтобы никто не догадался, а когда тот уснул…

Дальше понятно. Немножко порвала одеяло и подушки, повалялась на постели, поцарапала ему спину, поставила синяки себе, ну или «брат» помог…

– Чуть сложнее было добыть… Ну, это ясно… Хозяин – мужик немолодой, так что пришлось повозиться с пробиркой, а потом Катарине передать, чтобы она…

– Не надо подробностей, нужен итог.

– Итог? Деньги получены все до цента. Наличными. Он еще сильно беспокоился, чтобы про те деньги ни единая душа…

Ну да, наличные деньги – это серьёзно, может быть, даже серьёзнее, чем насилие. Ошибаться начал мистер Смит… Оно и понятно, в такой переплёт угодил из-за своей неуёмной страсти к женщинам…

– Ты снял копии с протоколов?

– Да, конечно, как ты просил. И часть образцов, ну там кожа, волосы и это, которое во льду… Всё остальное, как обещали, передали ему. Катарина дала показания, и «брат», как свидетель.

– Если что…

– Если дойдёт до суда, они подтвердят все свои показания, можешь не сомневаться.

А вот это очень хорошо.

– Вот видишь, Мигель, всё, как я обещал – полдня, вернее, полночи работы и… полмиллиона «гринов» в наших с тобой карманах. И не надо ничего никуда везти и через «проволку» таскать.

– Да, ты прав. Ты точно большой бизнесмен, если смог придумать такое! Я не думал, что все пройдёт так гладко – мексиканцы никогда бы не дали таких денег, хоть на всю жизнь их в кутузку запирай.

– Он получит больше, если сохранит свою должность и положение. Это всего лишь прямой расчёт, а янки умеет считать.

– Честно говоря, я сомневался. Но теперь нет, я готов работать с тобой!

– Готов? Так в чём дело? Тогда еще одна работа, для которой нужны люди…

* * *

День не предвещал ничего плохого. Как и жизнь, которая удалась. Через две недели должен был начаться отпуск, без судебной мантии и молотка, которые, честно говоря, осточертели. Сбросить их и окунуться голым в море и в обычную обывательскую жизнь где-нибудь на Гаити, где его никто не знает. Хотя и там, на краю света, придётся с оглядкой… Что обидно, потому что он живой человек со страстями, которые никто не отменял, а приходится держать себя в узде. Наверное, потому, что в жизни всё уравновешивается: кто мечтает быть худым, тот страдает повышенным аппетитом и… мучается, а кто к еде безразличен, тот разбухает, как на дрожжах, на одних только супчиках.