— Вот и свяжись с бургомистром. Объяви, что с ним желает побеседовать оберштурмфюрер СС барон фон Штубер. Коротко, но по очень важному вопросу.

— Странная нынче пошла война, если офицер СС запросто может поговорить по телефону с бургомистром тылового города противника.

Несколько секунд тишины, затем линия вновь ожила:

— У телефона. — Голос, возникший в трубке, был негромким, уставшим. Он явно принадлежал человеку, который уже ни на что хорошее в своей жизни не рассчитывал.

— Я правильно понял: вы — бургомистр Степногорска?

— А вы — в самом деле… этот самый… какой-то там немецкий офицер?

— Послезавтра мы возьмем город, и вы сумеете в этом убедиться.

— Ни хрена вы не возьмете. А если и возьмете, то… захлебнетесь собственной кровью.

— Неубедительно вы как-то произносите все это, господин Кречетов. Без идеологического пафоса, как сказали бы в райкоме партии.

— А вы что, из русских, что ли?

— Из эсэсовцев! Слышали о таких войсках?

— Да уж, наслышан. Вы чего линию занимаете? По делу позвонили? Решили сдаться? Тогда чего тянуть?

Штубер хмыкнул. Только теперь он осознал, что в его милой беседе — по телефону, через линию фронта, с бургомистром русского города — просматривается нечто ирреальное.

— Не пытайтесь перенимать инициативу, господин бургомистр. Сегодня — не ваш день. Это я вам должен предложить не оставлять город самому и не делать ничего такого, что способствовало бы эвакуации его предприятий и служб.

— Что значит, «предложить»?

— Гарантирую, что так и останетесь бургомистром украинского города Степногорска, только уже раз и навсегда освобожденного от коммунистического ига.

Штубер слышал, как бургомистр объяснил кому-то, вошедшему в его кабинет, что на проводе немецкий офицер и как тот изумился:

— То есть как это — «немецкий»?! Откуда он взялся?

— Позвонил. Из-за линии фронта.

— Вы что, товарищ Кречетов, уже с фашистскими офицерами перезваниваетесь? — возмутился вошедший. — Каким образом он вклинился в нашу линию?

— Вам, Вегеров, как старшему лейтенанту НКВД, лучше знать, каким образом вражеские офицеры умудряются звонить в горсовет по нашим телефонным линиям. Я-то к этому каким боком причастен?

— Господин Кречетов, — прервал барон этот бессмысленный диалог. — Не отвлекайтесь. Если суть моего предложения вам ясна, дайте трубку этому старшему лейтенанту.

— Кстати, теперь уже вас просят, — не без ехидства сообщил бургомистр своему собеседнику.

— Именно меня? — не сумел скрыть своей встревоженности энкавэдист.

— Именно… Поговорите, а я посмотрю, как у вас это получится. Заодно поинтересуйтесь, откуда и каким таким макаром они дозваниваются до приемной председателя горсовета.

— Господин старший лейтенант, — сразу же захватил инициативу фон Штубер, представившись перед этим. — Майор Гайдук, помощник начальника объекта «Буг-12», уже встречался с вами?

— Майор Гайдук? Это ж как понимать? Абвер теперь собирает сведения о сотрудниках контрразведки противника по телефону? Таким, значится, козерогом работаем?

— Вам следовало бы поинтересоваться, из каких источников я знаю о майоре Гайдуке и его должности.

— Понятно, из каких — из абверовских! Да только я представления не имею, о ком идет речь.

— Охотно верю, — не поскупился на джентльменский сарказм обер-диверсант. — Но если майор все же объявится, ну, скажем, совершенно случайно… уведомьте его, что звонил оберштурмфюрер фон Штубер. И что я считаю его поведение нерыцарским.

— Даже так? Нерыцарским?! Вам ли, оккупантам, говорить о рыцарстве?

— Он дал подписку о верности фюреру и службе в абвере, выдал все секреты базы «Буг-12», но затем почему-то бежал. Так офицеры не ведут себя, существует понятие офицерской чести. Кстати, не торопитесь с эвакуацией. Вы можете оставаться в городе вместе с бургомистром Кречетовым.

— А мы и будем оставаться здесь до последней возможности, чтобы ни один ваш солдат…

— Сейчас не время для патетики, — перебил его барон. — Пост начальника районной полиции вас устроит? Для начала, естественно.

— Это ты мне предлагаешь, сволочь?! — взъярился старший лейтенант. — Придет время, и мы так взбутетеним всю эту вашу эсэсовскую шваль!..

— Отставить! — решительным командирским басом охладил его оберштурмфюрер. — Кто вы, собственно, такой? Как вообще вы оказались в кабинете бургомистра? Мне нужен был офицер абвера подполковник Гайдук.

— Как, Гайдук — уже подполковник абвера?! — послышался изумленный голос Кречетова. — В чине повысили, что ли?

— Да, подполковник абвера. Повысили. И позвольте напомнить вам, старший лейтенант, что вы сами напросились на разговор о предстоящей службе рейху.

Как фон Штубер и ожидал, на том конце швырнули трубку, однако его это не огорчило. Положив свою трубку, барон еще с полминуты смотрел на нее с великосветской ухмылкой на устах: главное — посеять в стане врага раздор и смятение. Ему это, несомненно, удалось.

— Полагаю, мы с вами в расчете, господин Гайдук, — произнес он, обращаясь к телефонному аппарату. — Итоги нашей дуэли судья огласит вам в виде приговора военного трибунала.

Поручив свой велосипед знакомому мальчишке из ближайшего к штабу двора, Евдокимка метнулась к кибитке. Санитарке и двоим раненым бойцам, которых та опекала, помощь уже не была нужна.

Сдерживая страх перед мертвыми, Гайдук буквально вырвала лямку санитаркой сумки из конвульсивно зажатой руки женщины и намеревалась тут же поспешить на крики «санитаров сюда, санитаров!», долетавшие из соседнего переулка, но все же на минутку задержалась. Теперь она понимала, что именно имел в виду подполковник Гребенин, спрашивая, обратила ли она внимание на погибших у кибитки. Вид бойцов с развороченным животами и выпавшими наружу внутренностями был не для слабонервных. Конечно, Степная Воительница уже видела двух убитых германских летчиков, однако там, у самолета, все выглядело иначе — сдержанно и по-военному благопристойно. А тут…

В какое-то мгновение Евдокимка вдруг почувствовала, что теряет сознание, однако, вспомнив, что именно сейчас решается ее судьба, нашла в себе силы сдержаться. Возможно, спасло то, что девчушкой она несколько раз оказывалась рядом с отцом-ветеринаром, когда тот дорезал погибающих животных, чтобы сделать их мясо пригодным для употребления в пищу. Впрочем, ей следовало поторопиться…

Возможно, Степная Воительница так и ушла бы от повозки, если бы вдруг не услышала, что под передком ее кто-то стонет. Это был ездовой, мужчина лет пятидесяти. Осколком ему задело бедро, а голову он, очевидно, разбил во время падения на мостовую, сброшенный туда взрывной волной.