периодически случались ссоры, наша семья всякое пережила, но в целом мы были едины. На самом деле после того как мы с Эзрой уехали, то думали, что вдвоем им будет плохо, поэтому два раза в неделю устраивали встречи в скайпе. Но уже через пару недель и мне, и Эзу стало ясно, что втайне родители радовались появившемуся для самих себя времени. После нашего отъезда они купили себе подержанный дом на колесах, благодаря которому по выходным устраивали путешествия. Неоднократно они даже доезжали на этой штуке до самого Лос-Анджелеса – чем заставили меня хорошенько понервничать, потому что выглядела она так, будто в любой момент развалится на части.

Однажды я дала себе обещание, что куплю им новый автодом, как только получу первый крупный гонорар. Чтобы как-то отплатить за все старания и время, которые они вложили в мою карьеру. Но вместо кучи денег я привезла с собой в Вудсхилл пустой банковский счет. И это одна из причин, из-за которых мне ни в коем случае нельзя возвращаться домой. Не говоря уже о том, что я не оправдала доверия родителей и, наверное, никогда больше не смогу взглянуть им в глаза.

– Что нового? – спросила я, все еще стараясь сохранять беззаботный тон, и на стуле подъехала к окну, выходящему в сад. Я раздвинула шторы и посмотрела на макушки деревьев.

– А, да мало чего. Мы с мамой как раз планируем следующую поездку, в этот раз на Восточное побережье. О, и Линда про тебя спрашивала. Передает привет.

Я оцепенела. Линда Эндрюс – это мама Блейка. За последние несколько месяцев она раз или два присылала сообщения, в которых интересовалась, как у меня дела, но я отвечала очень коротко. Просто не смогла пересилить себя и совсем не отвечать. Впрочем, это все равно бесполезно, потому что от родителей она и так узнавала обо всем, что у меня происходило.

– Ей тоже привет.

Интересно, что бы она подумала, если бы ей стало известно, что я фактически жила с ее сыном. Я знала, что, когда мы начали встречаться, она была на меня очень зла. Настолько зла, что какое-то время не общалась с родителями, хотя они близко дружили целую вечность. Сейчас углы сгладились, и я очень надеялась, что Блейк не расскажет маме, где я. Если родители и должны узнать о моем нынешнем положении, то от меня самой.

– Передам, – откликнулся папа.

На заднем плане раздался хорошо знакомый скрип. Наверняка он вышел в сад и любовался аккуратно постриженной живой изгородью – плодом трудов, к которым они с мамой всегда принуждали меня и Эзру.

– Я по вас скучаю, – тихо сказала я.

– Мы по тебе тоже, Блинчик. Ты себе даже не представляешь, как сильно. – Пару секунд мы оба не произносили ни слова, но казалось, что одно наше молчание говорило само за себя. Папина тревога буквально выплескивалась сквозь динамики. – А ты уверена, что все в порядке? Ты же знаешь, что мы готовы приехать в любой момент.

Я почувствовала комок в горле и быстро помотала головой:

– Нет, все нормально.

– Ладно, тогда давай поговорим о чем-нибудь другом… например, день рождения твоей мамы.

Я насторожилась. Он у мамы только в марте.

– У тебя уже есть подарок? – спросила я.

– Хочу устроить ей вечеринку-сюрприз.

Я покачала головой:

– Ты же сам прекрасно знаешь, что ничего не можешь от нее скрыть.

У него вырвалось возмущенное фырканье:

– Неправда.

– Назови мне хоть один случай, когда бы ты не рассказал ей заранее, что подаришь.

Последовавшая затем пауза говорила вместо тысячи слов.

– Вот видишь, – сказала я чуть погодя.

– Это все мелочи. В любом случае мне очень хочется ее удивить и чтобы ты и твой брат приехали сюда.

Я впилась пальцами в край мягкого сиденья и сверлила взглядом пятнышко на оконном стекле.

– Сейчас не получится, пап. – Мне самой эти слова разбивали сердце, но так будет лучше. В этом я была твердо уверена.

– Не переживай из-за расходов на перелет, – решительно возразил отец. – Все за мой счет.

Я сделала глубокий вдох, чтобы попробовать еще раз, но он не позволил.

– Мне не нравится, когда ты так беспокоишься из-за денег, Джуд. Я хочу подарить вашей матери незабываемый день и не сомневаюсь, что она ничему не обрадуется сильнее, чем вашему приезду.

Я закрыла глаза. Я понимала, что он прав. Я боялась даже представить себе мамино лицо, когда она узнает, что я не приеду. Изначально не планировалось никакого большого праздника, и она постоянно повторяла, что ничего страшного не случится, если мы с Эзрой не приедем на ее пятидесятилетие – и именно этой фразой я себя успокаивала. Но в то же время было ясно, что я не смогу отказать папе, если он ведет себя вот так. Он умел становиться настоящим упрямцем и не сдастся, пока я не соглашусь.

– Конечно, пап, – наконец сказала я.

– Замечательно! – Потом он рассмеялся. – Только представь себе ее лицо, когда вы оба выскочите из шкафа в гостиной.

– Видимо, ты уже много думал о том, как все пройдет, – пробормотала я.

– Я уже купил украшения и надежно спрятал.

Я выгнула бровь:

– В сарае?

Он ничего не ответил, что я истолковала как молчаливое подтверждение.

– Папа! А что, если ей понадобится лопата? Или кашпо для растений?

Отец недовольно заворчал:

– Эм-м, Блинчик, мне пора идти.

Если еще совсем недавно я готова была расплакаться, то сейчас не сдержала ухмылку:

– О’кей, пап. Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Закончив разговор, я сняла наушники. Улыбка на лице угасла. Я глубоко вздохнула. К сожалению, я понимала, что мне все еще нужно придумать какую-нибудь убедительную ложь. Потому что мне ни за что нельзя появляться на мамином дне рождения.

Глава 11

Я махнула табличкой в сторону пиццерии и бросила убийственный взгляд на студентов, которые достали мобильники и собирались меня сфотографировать. Тем не менее их это не остановило, и мне пришлось повернуться к ним спиной, в результате чего я едва не споткнулась. Костюм нереально мешал двигать ногами.

– Эй, пеперони, скажи-ка «сыр»! – прокричал другой тип с противоположной части улицы.

Вместо ответа я показала ему средний палец.

– Джуд! – послышался возмущенный голос позади меня.

Я тут же сделала вид, будто просто помахала рукой, и с ослепительной улыбкой развернулась к Джонни. Он всего на пару лет старше меня, а уже управляет пиццерией, в которой я сегодня работаю. То есть он ответственен за то, что я, одетая как кусок пиццы,