рисунков страшный демон изображен в виде египетского бегемота, на другом — страшное морское чудовище нападает на лодку с гребцами; быть может, мы имеем здесь прототип гомеровского мифа о Скилле и Харибде.

Особо нужно отметить центральную роль, которую играла в культе женщина. И изображенные божества, и молящиеся перед их алтарями — главным образом женщины; большую роль играют женщины и в религиозных процессиях.

Погребение и заупокойный культ не играли большой роли на Крите. Покойники обычно хоронились в тесных глиняных гробах, раскрашенных всевозможными орнаментами и изображениями, имеющими магическое защитное значение; пышные гробницы относятся лишь к самому последнему времени и представляют собой, как думает Эд. Мейер, подражание купольным гробницам микенской культуры.

Критские погребальные обряды изображены на саркофаге из Агиа-Триада. Мы видим, что в жертву покойнику приносились бык и дикие козы, что флейтистки сопровождали жертвоприношение игрой на флейтах. Рядом находится изображение божества (в данном случае, может быть, божества смерти) в виде двойной секиры, помещенной на верху высокого шеста; на этой секире сидит птица. (Любопытно, что смерть символизируется топором и изображением птицы еще на русских монетах XV в.) Далее мы видим, что в жертву покойнику приносятся плоды и пироги («кутья») и совершается возлияние кровью жертвенного животного. Рядом с деревом и алтарем находится миниатюрное изображение человека, которому также приносится в жертву два теленка. По аналогии с разобранными выше миниатюрными изображениями божеств, парящими в воздухе рядом со своим алтарем, Эд. Мейер предположил, что здесь изображен покойник, ставший божественным духом после смерти. Рядом имеется изображение, которое истолковывается как изображение богинь, уводящих покойника в загробный мир.

Наш очерк культуры и общественной жизни Крита носит, разумеется, чрезвычайно фрагментарный, а отчасти и проблематический характер. Так, например, мы очень много говорили о международных отношениях Крита, о торговле, о ремеслах. Между тем мы видели, что одним из главных предметов вывоза из Крита были земледельческие продукты. Религиозная процессия жнецов, о которой мы говорили выше, также показывает, какое большое значение имело сельское хозяйство в жизни Крита. Понятно, что читатель хотел бы узнать о земледельческом быте на Крите так же подробно, как он узнал о торговле и о ремеслах. Однако, для того чтобы удовлетворить любопытство читателя, пришлось бы прибегнуть к домыслам, так как сохранившиеся памятники, насколько я знаю, не содержат достаточно убедительного материала по этому вопросу. Равным образом и по вопросу об общинной организации на Крите наш материал не дает возможности сказать что-либо определенное, кроме того, что здесь была сильная централизованная монархия, а следовательно государство уже сформировалось. Из наличия среди знаков критского алфавита изображения человека со связанными на спине руками и из изображения ручных оков можно, по-видимому, заключить что такое лишение свободы было обычным на Крите, и постулировать существование на Крите примитивного рабства. За это говорят, по мнению Б. Л. Богаевского, и обнаруженные в Кносе подземные темницы в виде колодцев. Впрочем, и априорно можно предположить наличие на Крите примитивного рабства, поскольку Крит входил в число древневосточных монархий. Далее, нахождение на Крите дорого стоящего, роскошного тяжелого вооружения, шлемов, кинжалов с инкрустациями и даже колесниц, а также различия в одежде и способах погребения показывают, что в критском обществе было резкое разделение на богатых и бедных. Но до тех пор, пока не расшифрованы критские письмена, на основании одних археологических памятников мы не можем восстановить в частностях картину критского общественного строя; нам приходится довольствоваться утверждением, что критское общество было по своей структуре одним из древневосточных обществ.

Конечно, отнеся критское общество к числу древневосточных обществ, мы вовсе не обязаны представлять себе государственный строй Крита как точную копию с египетской или ассирийской деспотии. Древневосточные примитивно-рабовладельческие государства были чрезвычайно разнообразны, и, например, по мнению ученых, в хеттском обществе был ряд элементов «народоправства». Точно также и в критском обществе прослеживается, несомненно, ряд демократических черт. Так, в театр, находившийся во дворце, допускался народ (он вмещал более 500 человек); нигде мы не находим сцен униженного преклонения перед царем или жестокой расправы с непокорными и пленниками, как это обычно на египетских и ассирийских рисунках. На ассирийских рисунках постоянно встречается изображение царя, причем фигура царя во много раз превосходит фигуры подданных. На Крите же вообще не найдено ни одного изображения, которое можно было бы с уверенностью считать изображением царя, и уж во всяком случае он не изображается в большем размере, чем прочие люди. Массовые сцены без всякой центральной фигуры традиционны для критского искусства. Наконец, бросается в глаза значимость женщины в критском обществе, что несомненно является пережитком матриархата. Все это не мешает нам видеть за этими отдельными чертами основное: наличие классового расслоения и примитивно-рабовладельческого общества.

Вопрос о национальности носителей критской культуры не представляет для нас такого интереса, как для историков-расистов, так как «чистых» наций и рас, по нашему убеждению, не существует, и язык не определяет происхождения. Что касается языка критян, то уже из того факта, что все попытки разобрать критские надписи ни к чему не привели, можно заключить, что этот язык не был индоевропейским. Наконец, наличие суффиксов -nth-, -SS- (например, в словах «лабиринт», «Кносс») показывает, по-видимому, что население Крита было родственна догреческому населению Балканского полуострова, где эти же суффиксы вошли в названия народов и некоторые другие греческие слова догреческого происхождения.

В заключение необходимо еще указать на то, что в советской науке недавно был выдвинут взгляд на критское общество, резко отличающийся от общепринятого. Этот взгляд был выставлен проф. Б. Л. Богаевским. С его точки зрения, критское общество даже в момент своего высшего расцвета было родовым, первобытно-коммунистическим, и ни о каком государстве на Крите не может быть и речи. Прежде я посвящал в своем курсе целый отдел полемике с этим взглядом; в настоящее время в этом не представляется необходимости, поскольку ни один исследователь ни в Союзе, ни за границей не выступил печатно с обоснованной поддержкой точки зрения Богаевского.

Б. Л. Богаевский не привел ни одного серьезного аргумента в защиту своего взгляда. Он, несомненно, прав, указывая на сходство плана критских дворцов с планом так называемых больших домов в родовом обществе. Но нет ни одного древнего государства, в котором бы не сохранилось пережитков родового общества. Из наличия таких пережитков нельзя делать никаких выводов, тем более что план дворца, очень сходный с планом критских дворцов, теперь обнаружен в стране хеттов, где, несомненно, существовало государство. Ссылка Богаевского на сходство этих дворцов, как и критской культуры вообще, с дворцами и культурой некоторых американских народов не убедительна хотя