голову в сторону Захарии, как будто услышала его голос. Это было невероятно. Ее глаза смотрели прямо на него. Она его УВИДЕЛА. Он готов был поклясться в этом чем угодно. Это было невозможно и противоречило всем научным постулатам, но она его ВИДЕЛА или, по крайней мере, ощущала. Ее зрачки расширились, а губы тронула чуть заметная тень улыбки. Губы девчушки опять слабо вздрогнули. Ему показалось…, да что там показалось, он был просто уверен, что она в ответ на его призыв явственно произнесла слово «слышу». В толпе опять возникла какая-то суета. Это подъехала «скорая». Замелькали белые халаты, носилки… Как ни пытался он больше не мог встретиться глазами с дочкой. Ее быстро положили на носилки, которые также быстро втолкнули внутрь белой «Газели» с красными крестами на дверцах. Больше смотреть было не на что. Захария вскочил со стула, на ходу срывая наушники:

— Ты это видел?! Она слышит меня! Видит!

— Видел. Я все видел. Но уверяю тебя, ты ошибаешься, — голос Левушки до странности был спокоен. Видно было по нему, что он крайне сочувствует приятелю, но годы, проведенные в работе наблюдателя принесли с собой привычку лицезрения «душещипательных» сцен и несколько очерствили его характер от переживаний в сторону научных познаний. Так себя ведут обычно старые и опытные хирурги за плечами, которых не только тысячи спасенных, но и порой целые кладбища.

— Но как же?! Она ведь явно смотрела на меня и назвала меня!

— Видишь ли, Захар…, — тут он снял очки и подышав на стекла стал их протирать влажной салфеткой, которую всегда носил с собой в кармане. — Мы здесь наблюдаем типичную картину феномена «долгого ожидания». Ты, ведь, наверное, и сам не раз сталкивался с этим феноменом, когда, например, долго ждал какого-то очень для тебя важного звонка по телефону. Ты звонка ждешь-ждешь, а его как назло все нет и нет. И тогда тебе начинает казаться, что он зазвонил. Ты хватаешь трубку, но тщетно. Звонка нет. Звонок прозвенел не наяву, а у тебя в воспаленном от долгого ожидания мозгу.

— Но ведь я ясно видел, и ты, кстати, тоже, что она обернулась на мой зов!

— Захар, успокойся и подумай. Мало того, что между вами расстояние во много парсеков, так вы еще с ней и существуете в разных временах. Я удивляюсь, что мне приходится объяснять тебе эти элементарные вещи. Но даже если отбросить в сторону все законы физики и на миг окунуться в дикий клерикализм и «поповщину», то, что она могла увидеть? Заднюю крышку ПВ-стереоскопа? — он кивнул на аппарат. — Я уж молчу о том, что событие то уже произошло. И не каких-то пять минут назад, а несколько часов. Когда ты якобы разговаривал с ней, она уже наверняка лежала в больничной палате. И наконец, не забывай, что биологически ты ей не отец, да и портретного сходства с ним у тебя никакого нет, — заявил он, воздевая на нос очки, словно флаг над поверженным Рейхстагом.

Последний довод показался Захарии убийственным, и он как бы отряхиваясь от него, замотал головой:

— А наше существование не кажется тебе, по твоей логике, антинаучной утопией? Или того хуже, болезненными судорогами мозговых извилин Всевышнего?! — и как бы невзначай шевельнул при этом своими большими крыльями, что, впрочем, не укрылось от взгляда ученого наблюдателя и отразилось в его усмешке:

— Ничуть, — флегматично отреагировал он. — Тут все как раз ясно и вполне укладывается в теорию о преобразовании и переходе одних материальных веществ, в другие, в другом, правда, качестве, и на уже другом уровне. А крылья свои, которыми ты так энергично трясешь у меня перед носом, — он кивнул на собеседника, — ты, выйдя отсюда, отстегнешь и аккуратно положишь в бытовке, где будешь переодеваться.

— То есть ты отрицаешь Бога как такового!? Я правильно понимаю твои рассуждения? — нервно передернув крыльями, спросил он.

— Нет. Не правильно. Я не отрицаю Бога, ибо это было бы глупо, видя повсюду следы его бурной деятельности. Просто я не фетишизирую его, как это делают многие из нас.

— ?!

— Нет-нет. Не надо на меня смотреть как на умалишенного еретика. Я не обожествляю Бога. Я просто ставлю его на более высокую ступень развития по сравнению с нами.

— Ну, спасибо тебе, Левушка…

— За что?

— Хотя бы за то, что ты Его вовсе не отрицаешь! — и не сдерживая эмоций воскликнул. — Мать моя, женщина! Ну, где бы я еще мог услышать такие слова как не в Раю?!

Левушка неопределенно пожал плечами:

— Да я, в общем-то, и не скрывал никогда того, что я гностик.

Захария покачался с носков на пятки и уже успокоившись, чуть усмехнувшись произнес:

— Ладно, гностик ты наш кондовый и русопятый, не в службу, а в дружбу, посмотри, пожалуйста, каково ее физическое состояние на данный момент.

Левушка кивнул, сел на стул и опять стал нащелкивать клавишами одному ему понятную тарабарщину. Через несколько мгновений, из небольшого ящичка, расположенного слева от ПВ-стереоскопа, показался с тихим жужжанием кончик узкой бумажной полоски. Левушка ловко ухватил его и вытащил на свет. Быстро пробежав глазами по колонке черточек и закорючек, выдал бубнящей скороговоркой:

— Ничего страшного. Вывих голеностопа, видимо в результате неудачного приземления. Сотрясение головного мозга средней тяжести, сопровождающегося парой гематом. Несколько ссадин на руках и ногах. Общее околошоковое состояние из-за перенесенного стресса. Вот и все в принципе.

— Это не опасно?! — с тревогой в голосе спросил Захария.

— Да нет. Вывих вправят, вколют магнезию, в больничке сделают укол от столбняка. На голову — холодный компресс. Ссадины смажут чем-нибудь типа «зеленки»… Хотя нет. Зеленку признали небезопасной. Чудаки, право слово. В общем, не волнуйся. С ней будет все в порядке.

— Ладно, — еще раз повторил Захария. — Спасибо тебе, Левушка. С меня причитается. И это…, — добавил он, уже открывая стеклянную дверь перегородки, — Ты уж прости меня, если я что не так брякнул. Сам понимаешь…

— Ступай-ступай, адепт веры. Знаю я вас полевых агентов. Все вы, психи конченные.

Захария вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Левушка пристально и с напряжением смотрел тому вслед. Едва дождавшись, когда приятель, лавируя между столами и пультами, выйдет из помещения, временно исполняющий обязанности начальника службы контроля и наблюдения, резко развернулся и бросился к аппарату ПВ-стереоскопии. Там лихорадочно принялся отматывать назад время происшествия. Прижимаясь к бинокулярам, зачастил:

— Не может быть! Этого просто не может быть! Или мир сошел с ума, или мне в дурку пора!

При этом руки его мелко-мелко дрожали…

V

В отличие от