Эразм начал произносить заклинание; резкие, грубые слова звучали, как поток ругательств.

Наконец он получил ответ — не от двух созданий, рыдающих кровавыми слезами, а из глубины шара. Сначала ему показалось, что он видит клубок спутанных нитей, потом картинка прояснилась.

Только вся сила воли не дала Эразму выронить шар, когда он увидел показавшийся внутри знак. Потребовалось почти все с таким трудом собранное могущество, чтобы выстоять против существа, чей символ на мгновение-другое возник в шаре, прежде чем вырваться на свободу и исчезнуть.

Чёрный маг давно имел дело с младшими демонами тёмной иерархии, сначала втайне, теперь в открытую. Из этой земли и её людей он высосал силу, как молоко из женской груди.

Почему?! Почему?! — колотилось в голове. Этому существу не было дела до Ветра или Зовущей; скорее всего, оно презирало и того и другую. И разумеется, никто в Цитадели знаний не мог заключить с ним Договор так, чтобы все маги не узнали об этом немедленно.

Тела двух нарушителей, которых он пришёл допросить, дёрнулись в последней конвульсии и начали съёживаться. Из-под рассыпающихся останков сочились лужи вонючей жижи.

Эразм поспешно отступил. Карш издал дикий крик, превратившийся в странный плач, который подхватили все остальные гоббы.

Почему? Вопрос завладел Эразмом полностью; маг даже не понимал, что происходит вокруг.

Его обычно полуприкрытые глаза распахнулись, рот округлился от удивления. Силы Тьмы повержены много лет назад и сосланы в другой мир. Но такие, как он, не перевелись, и всегда найдётся тот, кто сумеет заключить сделку с нелюдью. Возможно, его появление в Стирмире привлекло внимание Тёмного властелина.

Ну что ж, с тёмными силами можно столковаться, а такой Договор сулит человеку власть над всем миром.

Возможно, заклятия на краю леса нарушены не в знак предупреждения, а в качестве опыта. В таком случае надо ждать, что будет дальше.

ПЯТЬ высоких замшелых камней торчали вверх, словно огромная растопыренная пятерня, обращённая с мольбой к небу.

Были тут и другие камни — ряды обтёсанных плит, много лет назад составлявшие стены. Только мох рос здесь теперь, сюда не залетали птицы и не забредали животные. Стояла полная тишина.

У рассыпавшихся стен собиралось войско. Лесные мужчины растерянно толпились под сенью последних деревьев на опушке. Несмотря на волнение, никто из них не отступил в чащу. К мужчинам начали присоединяться женщины, некоторые с детёнышами.

Дети леса не знали господ и слуг, не знали и семей, какие заводят люди. Независимость их доходила до отшельничества; каждый держался на своей территории, если какое-нибудь важное событие не сводило всех вместе. Обычно они вели себя кротко, ведь их сила могла отпугнуть любого хищника. Однако порою кротость была лишь маской — как в этот раз.

Двое самых сильных несли носилки из лиан, привязанных к двум прочным молодым деревцам. То, что лежало на носилках, было укрыто одеялом и усыпано белыми и красными цветами, открытыми навстречу солнцу.

Большая часть собравшихся расселась под деревьями, и только двое носильщиков подошли к каменной пятерне. Они осторожно опустили носилки, откинули осыпанное цветами покрывало и переложили тело соплеменника на каменную ладонь.

Тело не было целым — на окровавленной шее не хватало головы. Носильщики отошли, их место заняли две лесные женщины. Обе несли по большой тростниковой корзине, полной цветов. Аромат лепестков будто дымом окутал каменную ладонь.

На смену женщинам явились мужчины, укрывшие тело новым покрывалом, стараясь не касаться шеи. Снова появились женщины с цветами — и мужчины опять отступили.

Женщины бросали цветы на распахнутую ладонь. Кто-то затянул протяжную песнь; когда она затихла, зашелестели деревья, как будто сам лес вздохнул о погибшем.

Лесной люд повставал с мест; те, которые несли погибшего, уже взялись за дубины.

Собрав всю силу могучей руки, сын леса опустил оружие на ближайший камень. По лесу понеслось эхо удара.

Все молчали в ожидании. Раздался второй удар, его эхо сплелось с пронзительной нотой, будто кто-то дунул во флейту. Когда-то давно, в прошлом, мирная жизнь лесного люда оказалась нарушена. Теперь они повторяли то, что было похоронено в памяти поколений.

Им ответили — поднялся Ветер и закружил цветы в вихре, скрывшем и каменную ладонь, и её кровавую ношу. Небо над головами начало тускнеть.

Одна из каменных плит озарилась огнём, устремлённым в небо. И, словно Камень был дверью в иное время и место, из сияния выступила женщина.

Одежды женщины не были богато украшены, лицо скрывал зелёный туман, но они узнали её.

— Теосса! — Приветственный гул лесного люда эхом разнёсся по лесу.

Все опустились на колени и протянули ей руки, она же, кивнув, подошла к каменной ладони и горестно поприветствовала убитого. Над собравшимися пронёсся Ветер, дыхание жизни, словно тоже решив оказать почтение лесной деве.

Итак! Мысль Носимой Ветром прозвучала отчётливее, чем сказанное слово. Итак, зло уже нанесло удар — и напало оно на нас!

Она отошла в сторону, не глядя больше ни на мёртвого, ни на живых, воздела руки к небу и с громким хлопком соединила ладони.

В ответ раздались другие звуки — и на поляне, и выше. Верхние ветви могучих деревьев застонали под гнётом ветра.

— Ищи, — скомандовала Земнородная, — ищи и найди!

Ветер с рёвом повиновался. Она же снова обернулась к обезглавленному телу.

Договор нарушен, пролита кровь, дети мои. Беритесь за оружие и сторожите границы, ибо кто знает, что случится завтра и в дни грядущие?

Одна из лесных женщин, до того рассыпавших цветы, не опустилась на колени, а стояла перед Зовущей, глядя ей в глаза и на время позабыв всякое благоговение.

— Нам говорили, — сказала она тоном глашатая истины, — что путь в лес открыт каждому, кто бежит от Тьмы, что мы предоставим убежище. Так было в прошлом. Отступим ли мы теперь от своего обычая?

— У тебя хорошая память, Ханса, — плавно покачала головой Госпожа. — Слушайте меня: предоставьте убежище тому, кто будет его искать. Примите того, кто придёт в страхе и боли, ибо это обернётся большим благом, чем мы в силах вообразить, и, возможно, низвергнет повелителя Тьмы.

Дикий Ветер бушевал над деревьями, терзая самые высокие ветви. Он был предоставлен самому себе — может быть, она знала, о чём он думает, лесному народу же оставалось лишь ждать. Их шерсть встала дыбом. Когда-то… да, когда-то такое случалось часто. Неужели так будет и ныне? Огромные дубины ударяли о камень, о землю, наращивая темп по велению крови, кипевшей в жилах.

Ветер вернулся. Листья посыпались с деревьев, цветы, усыпавшие обезглавленное тело, поднялись внезапным вихрем и опустились снова. Тот, кто лежал на раскрытой ладони, был теперь целым, и голова покоилась на месте. Гортанные возгласы смешались со вздохом отступающего Ветра — лесной люд оплакивал усопшего.