В дни, когда реформа МВД еще не была произведена и милицию еще не называли полицией, а количество тяжелых преступлений, совершаемых людьми в погонах, уже зашкаливало, в прессе по этому поводу возникла дискуссия, сосредоточившаяся на теме смертной казни. Времена были почти вегетарианские, однако население и пресса не настолько в это верили, чтобы проверять на собственном примере, насколько именно. Так что тема была раскрыта в рамках приличествующей случаю добровольной самоцензуры: обзвон, вопрос, а уж что там ответят опрашиваемые – это их личное дело: журналисты и редакция за меру их ума или глупости не отвечают. Евсюков отстрелялся, но Кущевки и Сагры еще не было, как не было исторического предложения главы МВД гражданам в случае, если на них нападут его подчиненные, отбиваться от них, как и чем смогут. Что замечательно контрастировало с соответствующими статьями УК и прочими положениями российского законодательства о последствиях неподчинения и тем более сопротивления представителям правоохранительных органов, находящихся при исполнении. Хотя и подтверждало подозрения населения о том, что российские правоохранительные органы, в том числе находящиеся при исполнении, все более похожи на организованную преступную группировку, отличаясь только наличием формы и отсутствием дисциплины перед лицом вышестоящего начальства. В самом деле, трудно представить себе боевиков триад, якудзы, коза ностры или каморры, которые ради желания продемонстрировать окружающим собственную крутизну распоясались до такой степени, что подвергают опасности всю свою организацию, включая ее верхние эшелоны. Беспредел наказывается в любой ОПГ, вне зависимости от того, рискуют ли его сторонники оказаться замурованными в стену, замаринованными в бочке с саке, уйти на дно Гудзона «солдатиком» с ведром цемента в качестве грузила или на собственном опыте проверить, как чувствует себя буханка в печи булочника. Да и в силовых структурах, по крайней мере теоретически, существуют службы внутренней безопасности.

Беглое общение «на ходу» по означенной выше теме автора с позвонившим ему корреспондентом, которого интересовал вопрос: что делать со смертной казнью, а заодно и с представителями закона, преступающими закон, породило несколько строчек в газете. Кое-что из ответа, содержавшего отсылку к примерам из исторического опыта человечества, было процитировано – и неожиданно обратило на себя внимание читающей публики, в том числе блистательного Максима Соколова, не преминувшего в одной из своих известинских колонок со всем присущим ему юмором и литературным изяществом на этих примерах «отоспаться». Получить от Соколова пинка – больше чести, чем от многих других комплиментов. Порадовавшись в связи с этим тому, что он откликнулся на опрос «Коммерсанта», обессмертив скромную фигуру автора в русской словесности, последний в личном письме к мэтру позволил себе уточнить кое-что в связи со смертной казнью и тем, к кому и к чему именно ее следует применять. После чего инцидент был исчерпан, но тема осталась – как один из вечных вопросов, по которым государство и народ вечно не сходятся во мнениях. При этом неизвестно, что хуже: свирепство власти без меры или ее бездумное впадение в противоположную крайность, оставляющее население, под предлогом соблюдения гуманистических ценностей, беззащитным перед лицом преступности, в том числе со стороны представителей властей.

Поскольку автор не претендовал, не претендует и не намерен претендовать на участие в политической или общественной жизни, а также государственные посты, он частное лицо, которое вольно иметь свое частное мнение, основанное на личном опыте, сколь бы странным оно ни казалось читающей публике. Отдавая должное благим намерениям противников смертной казни, он является последовательным и убежденным сторонником ее применения для целого ряда преступлений. В число их входят убийства при отягчающих обстоятельствах, в том числе с садистскими элементами, включая пытки и людоедство, серийные убийства и изнасилования, совершенные маньяками, а также убийства и изнасилования детей и геноцид. Смертная казнь (не как экскурс в историю, но из-за широкого распространения этих преступлений в настоящее время) вполне применима в отношении организаторов пиратства, работорговли и наркоторговли, какие бы посты они ни занимали, а также руководителей террористических организаций и исполнителей терактов, совершенных в отношении гражданского населения. Сегодняшнее европейское правосудие, копировать которое призывают противники смертной казни, не говоря уже о его отечественной версии, есть правосудие, комфортное не для жертв и их близких, но для убийц, насильников и одержимых благими намерениями людей, никогда не сталкивавшихся с насилием в отношении себя и своих близких. Оно, возможно, подходит для благостного общества, насилие над личностью в котором есть абсолютное исключение, а непротивление злу, по Махатме Ганди, – правило, но не для сегодняшней России, да и не для сегодняшней Европы, сталкивающейся со зверством во всевозрастающих масштабах. Тесное знакомство с ситуациями, в отношении которых автор полагает совершенно необходимым применение смертной казни, утвердили его в том, что в случаях, описанных выше, она необходима в качестве санитарного контроля для безопасного существования населения. Население это по большей части состоит из нормальных обывателей, которые стоят, в отличие от неизвестно куда продвинутой интеллектуальной элиты, за смертную казнь, поскольку безопасность собственных детей беспокоит их куда больше, чем духовность, соборность и прочие материи, столь популярные в телевизионных дискуссиях.

Человек, живущий вне реальной земной жизни, где-нибудь в параллельных мирах, убийство бешеной лисы или волка-людоеда может назвать преступлением против окружающей среды. Тем более уничтожение тигра или леопарда-людоеда счесть страшным грехом, поскольку тигров и леопардов мало, а индусов почти полтора миллиарда, но у Джима Корбетта на этот счет было другое мнение. На протяжении десятилетий автор сталкивался и сталкивается в России и за ее пределами с ситуациями, когда невинные люди гибнут и подвергаются истязаниям, судьбы их и их близких рушатся, а те, кто это совершает, прикрываясь законом, живут и здравствуют на протяжении многих лет во вполне комфортных условиях. Аргументы противников смертной казни и статистические выкладки, которые они приводят в защиту этих аргументов, хорошо известны. Однако, тем более что статистика вещь настолько же лукавая, как и результаты выборов, производят на автора значительно меньшее впечатление, чем кровь и части человеческих тел, которые ему довелось видеть и держать в руках – в буквальном смысле этого слова. В годы его оперотрядной советской молодости это была разорванная служебными собаками девочка, подброшенная пьяной шпаной через решетку режимного объекта, «чтоб посмотреть, что будет». В сравнительно недавние времена – жертвы терактов в Израиле и России, среди пострадавших в которых и спасшихся чудом были его друзья и их дети. Судьба тех, кто насилует, пытает и убивает, автора не интересует в принципе. Можно или нельзя их перевоспитать – не его вопрос. Каждый из них, кто будет казнен – по суду или без него, не сможет больше никого замучить, изнасиловать и убить, а смерть его послужит уроком и предостережением для других желающих мучить, насиловать и убивать, и автору этого достаточно. Скажем больше – он полагает благом превентивную ликвидацию таких людей. Увы, в отношении к смертной казни автор не цивилизованный человек и предпочитает варварство такой цивилизации, как Европа и Россия имеют сегодня. Разумеется, идеалы христианства (в отличие от его практики) призывают «подставить щеку», но автор остается приверженцем более близкого ему библейского «око за око» – со всеми поправками применительно к современности, но безо всяких исключений в случаях, помянутых выше.