Все тот же отчет середины апреля представляет интерес не столько из-за текста, отправленного Кассуло, сколько из-за замечаний, добавленных внимательными читателями из Государственного секретариата. В частности, двое из них всего несколькими словами – а в одном случае вообще без слов – высказывают суждение о личности нунция. Там, где Кассуло пишет, что за последние две недели он не встречался с министром Кретциано, «потому что мое здоровье было несколько подорвано увеличением объема работы и серьезностью текущих проблем», кто-то из Бюро – почти наверняка секретарь Тардини – подчеркнул синими чернилами слова «увеличением объема работы» и поставил большой восклицательный знак на полях, который словно кричал: «Это уже слишком! Какое увеличение объема работы?!» Кассуло разленился? Судя по всему, в Государственном секретариате он не был известен ни рвением, ни проницательностью. Далее нунций пишет: «Слава небесам, теперь я поправился и смог посетить министерство иностранных дел, чтобы передать мои поздравления в связи с Пасхой и осведомиться о текущих делах, которые развиваются в положительном ключе, насколько я мог заметить». Кто-то другой, возможно сотрудник Бюро монсеньор Барбетта, подчеркнул карандашом: «которые развиваются в положительном ключе, насколько я мог заметить», причем слова «развиваются в положительном ключе» были подчеркнуты дважды, а на полях кто-то написал: «В добрый путь!» Этот лаконичный, полный сарказма комментарий, по-видимому, подчеркивал, что, сталкиваясь с трудностями, на которые он намекал (декрет-закон, ущемлявший права Святого Престола, был принят менее чем за месяц до этого!), нунций не торопится что-либо предпринимать. Склонность Кассуло недооценивать ситуацию отмечал и Барбетта в своей записке от 2 апреля: «нунций, который попался на эту удочку»30.

У тех, кто знакомится с документами Бюро по этой деликатной юридической проблеме, часто возникает неизбежный вопрос: был ли Кассуло достаточно энергичен и хитроумен, чтобы выполнять возложенные на него задачи? 12 мая 1941 года он составил новый отчет для начальства (кардинала Мальоне и, разумеется, папы), касавшийся одного документа от министра Кретциану относительно обращения евреев31. Нунций Кассуло описывал этот документ следующим образом:

«Мы получили достаточно удовлетворительный ответ, как следствие неоднократных обращений монсеньора нунция [т. е. самого Кассуло] к министру иностранных дел, в которых деликатность и важность вопроса, возможно непреднамеренно, затрагивали декрет-закон от 18 марта сего года [sic]32. Я говорю это потому, что, после того как были сделаны замечания, генерал Антонеску ознакомился с вопросом, и теперь я с удовлетворением вижу, что принятые меры не предусматривали ограничений свободы Церкви в Румынии. Кроме того, сейчас Ваше Высокопреосвященство, как никогда ранее, располагает всеми необходимыми документами, чтобы решить, стоит ли удовлетвориться уже сделанным заявлением или нужно запросить дополнительные гарантии»33. Здесь Кассуло ошибался, причем дважды. Прежде всего, кардинал Мальоне не «располагал всеми необходимыми документами», что явствует из шифрованной телеграммы, которую он отправил нунцию 23 мая:

«Получен отчет № 7418 [т. е. упомянутый выше отчет] с письмом министра Кретциано. Не имея возможности ознакомиться с письмом Вашего Преосвященства № 7348, я не могу в полной мере понять ответ министра». Иными словами, Кассуло не передал содержание письма, направленного Кретциану, чтобы получить документ, который он приобщил к отчету. Далее в телеграмме кардинал пишет: «Прошу Ваше Преосвященство удостовериться в том, что обращенные в католичество евреи будут пользоваться правами, которые закрепляет за румынскими католиками конкордат, а именно свободное исповедание католической веры, допуск в католические школы, религиозное образование, духовная поддержка в армии, больницах и т. д.»34.

Почему кардинал Мальоне продолжает настаивать на этом вопросе? Чтобы найти на него ответ, необходимо прочесть документ, составленный министром Кретциану. В нем утверждается на французском языке, что «декрет-закон от 21 марта 1941 года35, меняющий закон об общем режиме для религий, никак не ущемляет признанных должным образом прав католической Церкви в Румынии. Наши власти не препятствуют обращению евреев в католицизм, если переход в другую веру не затрагивает их семейного положения согласно законам нашей страны»36.

В этом заключается вторая ошибка Кассуло, которая нам представляется серьезной и очевидной. Не требуется особых усилий, чтобы его понять или объяснить, – текст Кретциану предельно ясен. Минутант монсеньор Барбетта объясняет его нам так: «К сожалению, письмо министра Кретциано нас не обнадеживает: хотя кажется, что он признает права, закрепленные конкордатом за католической Церковью, он, как представляется, при этом не признает за обращенными в католицизм евреями гражданских прав верующих, вопреки тому, что они уже принадлежат к католической Церкви. Иными словами, намерено ли правительство признавать крещеных евреев католиками или нет? И как католики могут быть уверены, что им предоставлена свобода вероисповедания, духовная поддержка в армии, больницах и т. д., доступ в католические (по крайней мере) школы, религиозное образование и т. д.? Если они могут быть в этом уверены, то слава Богу, однако ответ, данный министром монсеньору Кассуло (который не отправил текст своего письма министру, а значит… ignotum per ignotum [неизвестное объясняется неизвестным] …), отказывает им во всех [подчеркнуто дважды!] гражданских правах»37. Возникает вопрос, почему нунций переслал ответ Кретциану своему начальству, назвав его «достаточно удовлетворительным» и не забыв подчеркнуть предпринятые для его получения усилия? Быть может, нунций не понял очевидной двусмысленности приложенного к отчету письма и не заметил двойной игры министра? Такой вывод кажется странным. И тем не менее именно такое впечатление складывается после прочтения страниц его дневника, где он рассказывает о своей беседе с министром Кретциано сразу после составления письма с отчетом.

17 мая 1941 года Кассуло первым делом записывает, что лично посетил министра по делам вероисповеданий и обсудил с ним восемь пунктов: «Я поблагодарил министра за [его] письменное заявление касательно перехода евреев в иное вероисповедание [об обращении в католицизм]. Я спросил у него, будет ли достаточно в будущем подобного заявления министра или же заявлению стоит придать силу и основательность за счет декрета-закона».

Монсеньор Кассуло знал, что письмо министра не обладало весом и долговечностью, присущими законам. «Он ответил, что письма достаточно и что в случае возникновения проблем министр готов защищать принятое им решение. Возможным вариантом является и декрет-закон, однако он создал бы неудобства для правительства, поскольку возникло бы впечатление, что власти настроены против евреев, даже если закон будет им помогать. Учитывая это, я сказал себе, что мне стоит не упорствовать, а согласиться с министром Кретциано…»38

Вместе с тем решение Кассуло можно было бы объяснить и тем, что он сам находился в критическом положении. Он знал, что экстремистское и расистское крыло в румынском правительстве набирало силу и жаждало принять все политические меры, необходимые для преследования евреев. По этой причине он не хотел создавать впечатления, будто он требует «слишком многого», поскольку это было чревато окончательной утратой католической Церковью всех прав в стране,