столь же очевидно, что само Провидение использует естественные средства, чтобы обеспечить их спасение. Священник сам со всей нравственной ответственностью рассматривает каждый отдельный случай и решает, следует или нет допускать их в лоно католической Церкви»51.

* * *

Сентябрь 1942 года был на исходе, становилось заметно прохладнее. В Риме монсеньор Барбетта, член Бюро, открыл окна, глубоко вдохнул утренний воздух и вновь сел за рабочий стол. Взяв перо, он стал составлять для Бюро служебную записку, в которой анализировал расовые законы в Румынии. Ситуация была тревожной и в дальнейшем могла усугубиться.

В Бухаресте нунций Кассуло в течение нескольких месяцев пытался создать барьер против пагубных антиеврейских законов, принятых правительством. Прошло около года с тех пор, как Бюро серьезно обеспокоилось сопротивлением, которое румынское правительство оказывало обращению евреев. Об этом свидетельствуют и вся переписка Кассуло, и записи в его дневнике, и записки Барбетты, хранящиеся в Историческом архиве. Несколькими месяцами ранее Барбетта пришел к выводу, что румынские правоведы считали обращение евреев в католицизм второстепенным вопросом, подобно чисто внешней гражданской процедуре, которая должна соответствовать полицейским регламентам. Это предопределяло их невосприимчивость к шагам, предпринятым Церковью в данном направлении. Желая удостовериться в том, что он хорошо помнит все факты, Барбетта просмотрел записи по этому вопросу, которые он сделал в ноябре 1941 года. Тогда он посчитал, что после всего того, что сделали Бюро и нунций, «нельзя предпринять ничего большего». Он остановился на замечании нунция о том, что он «сказал г-ну Давидеску [главе военного кабинета Антонеску], что его “миссия заключалась в согласовании интересов государства и прав Церкви”». Забавно вспоминать, – подумал Барбетта с грустной улыбкой, – что я сам положил этому начало несколько месяцев назад, когда сказал: «Красивая формулировка, но на практике ее применить не получится. На самом деле мы говорим о злоупотреблениях, совершенных государством, и… согласовать их ни с чем нельзя»52.

Теперь, почти год спустя, сидя в своем кабинете, Барбетта размышлял над все тем же тревожным и по-прежнему актуальным вопросом. Он отложил перо, потер лоб и задумался: вопреки заявлениям румынских властей о том, что они не намерены нарушать признанные конкордатом права католической религии, действие расовых законов в Румынии создало, выражаясь дипломатическим языком, некоторые «неудобства». А недавно те же власти провозгласили новый принцип: «Перемена вероисповедания не отменяет еврейского происхождения». Отныне считалось, что евреи, и крещеные при рождении, и недавно обращенные в католичество, принадлежат к еврейской расе53.

Когда румынских евреев лишили гражданских прав, нунций столкнулся с серьезным вызовом. На его плечи была возложена огромная ответственность: добиться от правительства официального заявления о том, что евреям-католикам предоставляются равные права с прочими гражданами-католиками. К числу этих прав относились свобода исповедания своей веры, доступ к религиозному воспитанию и к духовной помощи от католических священников, будь то в армии, больницах, тюрьмах и т. д., как это провозглашалось в конкордате.

Барбетта помнил о вербальной ноте от 21 июля 1941 года54, в которой румынское правительство заверяло Кассуло, что «евреи, обратившиеся в католическую веру, во всех религиозных вопросах пользуются правами, признанными конкордатом, в частности правом на религиозное воспитание, духовную помощь со стороны католических священников и на доступ ко всем начальным и средним католическим школам. Хотя это заявление было неполным, нунций и епископы сочли его удовлетворительным». Можно было бы подумать, что после этого официального обещания монсеньор Кассуло успокоился, уверившись в том, что новообращенным будет обеспечена защита. Однако это было не так.

На самом деле часть румынской политической элиты, желавшая начать преследования евреев, еще не отказалась от своих намерений. Она явно искала другую уловку, стремясь выявить какую-нибудь ошибку, допущенную духовенством при обращении евреев. От внимания монсеньора Барбетты не ускользнул тот факт, что «почти год спустя, т. е. 18 апреля 1942 года, Папп, посланник при Святом Престоле, попросил кардинала Мальоне [т. е. государственного секретаря] передать папе просьбу своего правительства… ограничить случаи перехода евреев в католицизм, поскольку они вызывали подозрения, или, по крайней мере, отложить их до окончания войны»55. На встрече с Мальоне румынский посол в Ватикане настаивал на том, чтобы формальный запрос Бухареста был лично передан папе для того, чтобы «ввиду огромного потока просьб о крещении со стороны такого количества евреев, которое вызывает подозрение, принятие евреев в лоно католической Церкви было отложено на время (например, до конца войны)». В ходе этой встречи кардинал Мальоне ответил румынскому дипломату, что «румынские Церковные власти сделали все возможное, чтобы не дать сбить себя с толку, посему, на мой взгляд, излишне советовать им быть внимательными и осторожными в этом вопросе. Вместе с тем, чтобы удовлетворить правительство, мы тактично попросим нунция придерживаться обычных рекомендаций: он не имеет обыкновения выходить за рамки»56. Разумеется, папу Пия XII держали в курсе этого вопроса.

Далее в служебной записке монсеньор Барбетта писал следующее:

«Кардинал Мальоне, дав все разъяснения относительно странного предположения властей, спросил нунция, сталкивался ли тот со злоупотреблениями в толковании правил, установленных Священной канцелярией». Это перекликается с полученной Бюро несколькими месяцами ранее информацией о том, что, «поскольку румынские евреи массово просят об обращении в католичество, церковные власти приняли меры в этом отношении»57.

Кардинал Мальоне был несколько удивлен странным требованием румынского правительства, но ему было известно, что вопросы толкования находятся не в его компетенции. Он немедленно приказал сообщить, что Святой отец согласен и, «оставив у себя копию отчета, просил монсеньора Кассуло направить его отчеты в Священную канцелярию»58.

Через неделю Священная канцелярия подтвердила содержание данного ранее ответа, но уточнила следующее:

«Вместе с тем, когда достоверно установлено, что крещение невозможно без особых трудностей отложить до завершения обучения и когда совесть священника этим отягощена, разрешается крестить тех – но только их – о ком известно, что они, с одной стороны, должным образом наставлены в основах веры, необходимых для христианской жизни, а с другой, искренне желают вести жизнь согласно заповедям католической веры и в дальнейшем освоят весь катехизис, чтобы быть допущенными к святому евхаристическому причастию»59. Скорее всего, прочитав это особое заявление, Кассуло вздохнул с облегчением.

Передав разъяснения в ответ на довольно странную просьбу румынского правительства о приостановке крещений до окончания войны, кардинал Мальоне резко спросил Кассуло, были ли ему известны случаи нарушения правил крещения, установленных Священной канцелярией. Нунций, разумеется, ответил отрицательно и напомнил Мальоне его собственные слова: «Нельзя чинить препоны, когда обращение есть творение божьей благодати. И это главный предмет дискуссии с самого начала, когда усилилось движение евреев к Церкви»60. В свою защиту Кассуло ссылался на то, что «епископы и священники, как правило, соблюдали все инструкции, которые им были даны, хотя и были отмечены некоторые исключения. Я знаю, что архиепископ Бухареста был вынужден вмешаться, чтобы положить конец злоупотреблениям, допущенным одним или