Нужно быть осторожнее, когда доберешься до кладовки в «Кафе Голди». Например, нельзя говорить о том, что он просвистел мотив из «Хорошего, плохого, злого», нужно сказать, что Майк сначала ему обрадовался, думал, что он просто так заглянул, а потом испугался, увидев ружье. Нужно так все рассказать, как будто Майк на самом деле мог его испугаться.

— Я не знаю, что он подумал. Но похоже, он боялся, что я в него правда выстрелю.

— А ты бы выстрелил?

Родди чувствует, что пожимает плечами.

— Не знаю.

— Он сам хотел отдать тебе деньги?

— Не знаю. До этого не дошло. Я просто видел, что он расстроен.

Это, как ему кажется, лучшее, что он может сделать для Майка. Интересно, а что Майк для него делает? Хотя что он может сделать? Даже если бы он хотел, Родди ему все равно не вытащить.

Просто интересно, насколько Майк этого хочет.

— А потом?

Он видит, как расширяются глаза Майка, и тут же слышит, как открывается дверь. Он снова поворачивается. Слышит колокольчик, видит лицо женщины, с которого страх стер всякое выражение. Видит синий костюм, помятый на бедрах. Она поворачивается, а его руки, переставшие быть частью тела, не подчиняющиеся мозгу, поднимают ружье. Палец предательски напрягается.

— Я не хотел, — кричит он. — Это случайно.

Случайно не совсем верное слово. Он просто не может найти нужное. Просто:

— Нет, правда, так не должно было получиться. Она меня напугала, я просто дернулся. Я даже стрелять не умею по-настоящему. Я не знал. Я не хотел.

Он слышит, что его голос звучит все громче и громче. Если заставить их услышать, если докричаться до них, они не смогут не понять, что он ни в чем не виноват, что это не считается. Они смотрят на него так, как будто думают: «Ну ты и дурак». А он не дурак! Они что, никогда нечаянно не делали ничего ужасного? Неужели у них никогда не бывало так, что они чего-то отчаянно не хотели, а оно все равно случалось, и ничего нельзя было исправить или вернуть обратно?

— Ладно, — большой коп поднимается так резко, что стул отъезжает назад. — Хватит.

Родди переводит взгляд с одного лица на другое. Его адвокат и другой коп тоже встают, но медленнее. Похоже, никто не замечает, что Родди не понимает, в чем дело.

— Что? — спрашивает он.

— Что? — говорит адвокат. — А, тебя отправляют в камеру. Увидимся утром, в суде. Я поговорю с твоими о залоге, но особо надеяться не советую. С таким обвинением шансы невелики.

Когда Родди был помладше, они с бабушкой и отцом часто сидели на диване, смотрели телевизор и ели попкорн. Он сидел между ними, сжатый их боками. Бабушка время от времени похлопывала его по коленке или подталкивала локтем в бок, если ей казалось, что показывают что-то смешное или интересное. Он сидел в пижаме. Он обо всем этом долго не вспоминал. Может, не так часто это и случалось, может, всего пару раз, просто запомнилось. Но было так приятно втискиваться между ними, это он точно помнит.

Он бы все теперь сделал по-другому, почти все.

Может быть, мама видела будущее. Может, когда с ней все было в порядке или когда ей было так хорошо, как только могло быть, она смотрела вперед и видела перемены к худшему, видела, как все хорошее искажается и разваливается. И, не дожидаясь этого, прыгнула.

— Обвинение? — выговаривает он.

— Вооруженное ограбление, — рявкает полицейский поменьше. — Покушение на убийство. Мы тебе это с самого начала сказали.

Да? Наверное, и правда сказали.

— Ты этого не помнишь? — спрашивает адвокат, как будто ему на самом деле интересно.

Родди пожимает плечами. Адвокат вздыхает. Один из полицейских тянет Родди за руку. Родди пытается высвободиться. Полицейский усиливает хватку, и все снова напрягаются, опять расширяются мышцы.

Они не так поняли. Они думают, что он опасен.

Но во всем этом было и нечто хорошее: там не просто убийство, а покушение на убийство.

Женщина в синем костюме, в крови, жива. Он никого не убил. Он упал бы обратно на стул, таким слабым и текучим становится все его тело, если бы его не тянула вверх крепкая жесткая рука.

— Пошли.

— А можно, — спрашивает адвокат, — его семье с ним увидеться прежде, чем вы его уведете?

— Увидятся утром в суде. Туда же могут принести все, что ему нужно. Вы знаете, как это делается.

Он даже благодарен, что сейчас их не увидит. Когда-нибудь придется, но хотя бы не сегодня.

— Не забывайте, он несовершеннолетний, — говорит адвокат предупреждающим тоном.

— Не волнуйтесь. Мы, мать его, не забудем.

С таким отвращением. Это нелегко.

В коридоре Родди озирается по сторонам, заглядывает в двери, ища Майка, но его нет. Может быть, он уже дома. Может быть, он выкрутился.

С помощью Родди. Может, Родди и вооруженный грабитель, и даже покушался на убийство, но он не предатель. Об этом никому нельзя рассказывать, и по сравнению со всем остальным это не так и много, но он думает, что это в любом случае хорошо.

Было время, давным-давно, когда Айла всего дважды сталкивалась с полицией: однажды, когда ее остановили за превышение скорости, и еще, когда она не совсем затормозила под знаком. Невинные были времена. Лица полицейских, с которыми она общалась, были если и не дружелюбными, то не враждебными, не тревожно-пустыми. Сегодня полицейские, пришедшие к ней, ведут себя — как бы это получше сказать? — деловито, но с сочувствием. В глазах у них сострадательная жалость, в голосе звучат человеческие нотки. Как будто они пытаются ей таким образом показать, что они на ее стороне. И это с их стороны мило. Ей не за что на них сердиться, хотя они и не выполнили того, в чем, в общем-то, и заключается их работа: не дать никого застрелить.

Глядя вверх, она видит волоски в ноздрях одного из полицейских, шевелящиеся при дыхании.

— Мы задержали подозреваемого, — говорит он. — Он пытался скрыться, но по-глупому и далеко не у шел. Мы предъявили ему обвинение в покушении на убийство и вооруженном ограблении, и он во всем сознался, по крайней мере в том, что касается его участия. Продавец в «Кафе Голди» — его приятель, и у нас есть серьезное подозрение, что он тоже замешан, но пока этот парень его не сдает. Но мы просто хотели, чтобы вы знали, что тот, кто в вас стрелял, задержан, и бояться нечего.

Ей или ему нечего бояться?

Покушение на убийство. Да, наверное. Непохоже было, что он на что-то покушался, но нельзя предъявить обвинение в стрельбе от испуга, неожиданности и растерянности. В глазах у того парня, как теперь вспоминает Айла, были ярость и ужас — нехорошее сочетание. Наверное, хорошо, что его поймали, упрятали в тюрьму, что он ничего больше не натворит. Но все это слишком удобно. Она бы предпочла долгую, более опасную, пугающую и грозную погоню.