– Совсем?

– Ну, были ласки, поцелуи, но до конца, если можно так выразиться, не доходило.

– Вот тебе раз! И с Уидерби тоже?

Пен не хотелось, чтобы Джулиан упоминал имя, с которым у нее связано воспоминание о предательстве, особенно в такой момент. Даже братья Пен, знавшие о ее связи с Уидерби, предпочитали лишний раз не упоминать о нем.

– И с ним тоже, – призналась она.

– Ничего себе! – присвистнул он. – Но почему? Не хотела изменять мужу? Не кажется ли тебе, что ты имеешь полное право.

– Дело не в этом, – перебила его она.

– А в чем?

– Дело в том, что никому из них я не доверяла.

– В каком смысле?

– Боялась забеременеть.

– Почему? Тебе не хотелось ребенка?

– Я боялась, что, если рожу сына, муж заявит на него свои права. Скажет, что это его сын, и заберет его. Я не хочу, чтобы мой ребенок рос в доме этого ужасного человека!

Джулиан был потрясен. Неужели все это правда? Но что же тогда означают все эти псевдо любовники? Игра на публику? Или и в самом деле просто дружба? Если так, то неудивительно, что Уидерби в конце концов бросил ее. Какой мужчина захочет ограничить свои отношения с женщиной подобной дружбой?

– Мне кажется, дело все-таки не в этом, – задумчиво произнес Джулиан. – Ну да Бог с ним, сейчас не до этого... – Он пристально посмотрел на нее. – Главное, что я хочу знать: мне-то ты доверяешь, Пен?

– Тебе – да, – кивнула она. – Вроде бы да.

– Что ж, я рад. – Губы его коснулись ее соска. – В таком случае перейдем к делу. Я не хочу больше ничего слышать, кроме ветра, моря и твоих стонов от удовольствия.

Сама же Пен не слышала ни ветра, ни шума моря – лишь бешеный стук собственного сердца. И голос Джулиана, спросившего еще раз:

– Ты доверяешь мне, Пен?

Рука Джулиана скользнула по ноге Пен, задирая юбки и поднимаясь все выше. Когда пальцы Джулиана коснулись ее плоти, Пен показалось, что это уже предел. Но это было еще не все.

Джулиан не мог больше сдерживаться. Через пару мгновений он уже был внутри, а еще через минуту мир словно взорвался миллионами разноцветных брызг.

Джулиан смотрел на прекрасное обнаженное тело Пен, распростертое на покрывале. Сколько лет он мечтал об этом? На светских вечеринках, где они с Пен встречались как давние друзья, в ее доме, когда ему приходилось давать ей юридические консультации по какому-нибудь вопросу, а еще чаше тогда, когда оставался один в своем большом и пустынном доме.

Джулиан знал: то, что сейчас произошло, он не должен был делать. Знал, но не жалел об этом.

Они еще долго просто лежали молча, обнявшись. Потом, прислонившись к скале, смотрели на закатные облака. Глаза Джулиана видели все это, но перед мысленным взором вставали совсем иные картины. Он знал, что теперь всякий раз, смотря на морской закат, будет вспоминать Пен: ее восхитительное тело, ее горячие ласки, ее нежные слова. Слова о том, что до сих пор у нее никогда не было настоящих любовников.

Странные чувства боролись в груди Джулиана. Как мужчина, долгие годы мечтавший о Пен, он не мог не испытывать некое самолюбивое удовлетворение, что все ее «любовники» оказались вовсе не любовниками. Как ранил его сердце каждый очередной слух о том, что у графини Глазбери новый «друг»! Какую бешеную ревность приходилось ему испытывать от малейшего невинного знака внимания, оказанного Пен какому-нибудь другому мужчине! Но, как старому другу, Джулиану не хотелось, чтобы Пен была несчастной и одинокой. Пусть у нее лучше все-таки кто-то будет, если уж ему, Джулиану, не суждено.

Он посмотрел на Пен. Судя по ее виду, ум ее занимала сейчас какая-то мысль.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– Пожалуй, – улыбнулась она, – я все-таки включу тебя в свой список, Джулиан!

Она помолчала с минуту.

– Мы оба потеряли голову, Джулиан, – проговорила она, – но я не жалею об этом. Я даже склонна считать, что внезапно вспыхнувшая страсть между старыми друзьями – это лучше, чем долгая и прочная любовь.

Что ж, пусть Пен считает, что со стороны Джулиана это был внезапный порыв, а не исполнение заветного желания, вынашиваемого годами. Может быть; так действительно лучше.

– Я начинаю думать, – продолжала она, – не была ли глупостью сама эта идея с изменой? Нет, как я уже сказала, о том, что сейчас произошло, я не жалею... Я имею в виду другое. А вдруг на Глазбери это не подействует? Вдруг он не захочет разводиться, даже если я буду изменять ему в открытую?

– Он не станет это терпеть. Мужчины, как правило, не прощают измен, Даже со стороны жен, с которыми их давно уже ничто не связывает и до которых им, казалось бы, давно уже нет дела. Так уж устроены мужчины, поверь мне.

– Терпеть, может быть, и не станет, но это не значит, что непременно разведется. Найдет какой-нибудь другой способ отомстить мне.

В душе Джулиана опять поднималась черная волна презрения к Глазбери. Воображение снова рисовало картины тихого летнего вечера и пистолета, нацеленного в грудь графа.

Пен поднялась на ноги и начала отряхивать песок с покрывала.

– Мне нужно найти какое-то решение, – сказала она. – Мне нужно подумать об этом, Джулиан.

Но он знал, что после сегодняшней близости уже нельзя делать вид, словно ничего не было. Он был уверен, что теперь у Пен может быть только одна тактика борьбы с Глазбери – любовная связь. И Джулиан, конечно же, знал, кто будет ее любовником.

– Я, пожалуй, пойду спать, – проговорил он. – В какой спальне? – спросила она.

– Думаю, в той, что над конюшней.

В меркнущем вечернем свете Пен растерянно и немного грустно смотрела на него.

– Ты по-прежнему считаешь меня своим другом, Джулиан? То что произошло... оно ведь не меняет нашей дружбы?

– Конечно, нет.

Судя по довольному виду Пен, это уверение Джулиана вызвало у нее заметное облегчение.

– Тогда, – проговорила она, – тебе незачем спать в дальней спальне. Спи в той, что рядом с моей!

– Я бы все же предпочел ту, что над конюшней.

– Как хочешь. – Повернувшись, Пен пошла в дом. Джулиан смотрел ей вслед. Судя по всему, она была все-таки не слишком расстроена, что Джулиан не будет спать рядом с ней.

Что ж, пожалуй, оно и к лучшему. Если он будет спать рядом с ней, то скорее всего просто не выдержит и очень быстро переберется в ее постель. А это уже будет перебором – слишком злоупотреблять расположением к нему Пен все же ни к чему.

Джулиан смотрел на последние лучи заходящего солнца. Он солгал Пен, когда сказал о том, что ничто не меняется в их дружбе.

На самом деле менялось решительно все.