с корней, со ствола стали уменьшаться, таять на глазах. Я выпустил еще импульс. Чернота сжалась в комок и вдруг словно взорвалась брызгами и пропала.

Внутри внизу под корнями осталось только красно-золотистое нечто. Почему-то я подумал, что это для дерева совершенно не опасно.

Я встал, разминая слегка затекшие ноги.

- Кто ж ты такой есть-то, парень?

Меня словно подбросило от неожиданности. Я развернулся. Передо мной стоял лохматый бородатый до такой степени, что не видно лица, старичок ростом мне в пояс, одетый в старую синюю телогрейку и потрепанную армейскую шапку-ушанку.

- Блин! – в сердцах выругался я. – Вот не надо так пугать! Аж сердце ёкнуло!

Старичок засмеялся.

- Тебя напугаешь! Ты вон чаровник какой – то ли колдун, то ли ведьмак. Не разберу никак! И с вековым проклятьем вона как справился ловко!

- С чем? – не понял я.

- С проклятьем, - тоном, словно объяснял неразумному, сказал старичок. – Клад там зарыт был, а сверху на него дубок посадили. И проклятье наложили. Если вдруг кто чужой найдет. Спало оно, почитай, две сотни лет. А тут вдруг отчего-то проснулось.

Старичок помолчал, пожевал губами.

- Дерево вылечил, выходит. Да как ловко-то!

- А ты сам-то, дедушка, кто будешь? – поинтересовался я. Старичок хотел мне ответить, но тут раздался глухой звериный рык и следом за ним два отчаянных женских вопля. Я замер, затем сорвался в сторону этих самых воплей.

- Охти мне, беда! – услышал я сзади старичка. – Мишутка опять раздухарился!

- Убью нафиг! – рявкнул я на бегу. – И съем, блин!

Метров через двадцать я напоролся на бабку и maman, которые сломя голову неслись обратно из леса в сторону реки. За ними, рыча, брызгая слюной, гнался бурый медведь. Ну, не то чтобы совсем огромный, но и не маленький. Если на задние лапы поднимется, уж точно на голову выше меня окажется. И зубищи у него были ого-го какие!

Баба Нюша неслась в мою сторону, maman отставала. Их выручало то, что они несли напролом, не разбирая дороги. А медведь бежал как-то странно, почему-то аккуратно огибая препятствия в виде кустов, пней и поваленных деревьев. Мишка уже был совсем недалеко от maman, когда я встал с ней рядом. Бабка пробежала мимо. Maman ухватила меня за руку – я-то ведь стоял на пути взбешенной «зверюшки», уже готовый ударить «хлыстом». Нет, ну, а что? И будет у мишки инфаркт с инсультом да плюс паралич всего тела. А у меня коврик под ноги из медвежьей шкуры! Я выдернул руку.

- Не убивай мишку! – пронзительно завопил старичок.

- Блин! – в очередной раз выругался я. – А что с ним делать?! Что?!

Медведь был уже метрах в пяти от меня, когда я швырнул в него конструктом «ночного кошмара», причем, вложил в это заклинание силы на порядок больше, чем полагалось, от души!

Медведь оказался тоже человеком. В смысле, вполне разумным существом, и отреагировал на заклинание, состоящее из основ магии Разума и Жизни, как реагировали все нормальные люди. Он остановился, как вкопанный, прямо передо мной, присев на задницу и пропахав передними лапами неплохой такой тормозной путь – ни дать, ни взять – колею. И обосрался. Я вживую узнал, что такое «медвежья болезнь». Казалось, что от этой вони заслезятся глаза.

Мишка крутанулся на 180 градусов, разбрызгивая результаты своего метаболизма, развернулся и бросился обратно, уже не разбирая дороги, напролом через кусты, задел сосну, ободрав себе, кажется, шкуру. При этомжалобно скулил и обиженно подвывал, подобно побитой собачонке. Иногда он поворачивал голову и порыкивал, как будто что-то пытался сказать. И, разумеется, за ним тянулся нелицеприятный дурно пахнущий серо-зеленый след… Откуда в медведях столько… того самого… какашек? Так хорошо питается?

- Блин! Блин!!!!

Я посмотрел на ноги. Настроение сразу упало ниже плинтуса. Оказалось, что медведь, разворачиваясь и меняя траекторию движения, смог отомстить за свой испуг, уделав мне обувь. Струя попала прям на ботинки. Не сильно, но крайне неприятно. Фу!

- Антошка! – меня ухватили за руку. Я обернулся. Maman!

- Бежим скорее!

- Куда? – сплюнул я. – Зачем?

- Домой!

- Всё, ма, - я отцепил её руку, прижал к себе, но по-пионерски, на расстоянии, чтоб не прижалась ко мне и не испачкалась сама.

- Нету медведя, ма! Удрал он гад такой! – пошутил я. – Меня без коврика оставил!

- Какого коврика? – не поняла maman.

- Из медвежьей шкуры! – буркнул я. – А где корзинка?

Maman виновато улыбнулась.

- Да мы это… Бросили всё.

Я нагнулся, сорвал пучок травы погуще, кивнул, показывая на ботинки:

- Видишь, что мишка натворил?

Maman посмотрела, постояла чуть-чуть и засмеялась.

- Ой, не могу! – смех её разобрал её до слез. Она согнулась пополам, не в силах вздохнуть. – Ой, ну дела! Ой, мамочки…

Я в это время пытался вытереть ботинки от буро-зеленой вонючей гадости. Maman вроде успокоилась, потом взглянула на меня и зашлась снова.

- Ой, мишка ему ботиночки-то уделал… Ой!

- Вы что тут орёте, как скаженные? – из кустов выглянула баба Нюша. – Бежим быстрей отсюда, пока он не вернулся!

Я злобно посмотрел на бабку.

- Не вернется он!

Maman перестала смеяться, подошла к бабке, обняла её:

- Мам, убежал мишка. Антошке, вон, всю обужу обосрал!

Баба Нюша посмотрела на меня, на ботинки, на след, оставленный медведем, хмыкнула:

- Чем же ты его так напугал?

- Прими благодарность, чародей! – сказал старичок, когда maman и баба Нюша ушли искать свои брошенные корзины. – Что мишку в живых оставил. Он шебутной, конечно, но теперь сам от людей бегать будет! Один на всю округу остался. Не знаю, чего он так взбеленился?

Мы сели на поваленное дерево. Я пытался оттереть обувь. Дедок просто сидел рядом, сложив руки покачивая ногами.

- С тебя причитается! – мрачно сообщил я. – Хотя бы за ботинки!

Старичок усмехнулся.

- А хочешь клад забери себе! – предложил он вдруг. – Он теперь чистый, выкапывай, не хочу!

- Не хочу! – буркнул я.

- Тебя как зовут-то, чародей? – дедок достал флягу, сделал глоток.

- Антон, а тебя?

- Силантий Еремеевич, - ответил старичок. – Зови меня