Вечер на самом деле приятный, я становлюсь говорливой и смешливой, а Никита подхватывает мои шутки, отвечает своими, и к концу, когда кофе выпит, а по счёту уплачено, я не могу перестать улыбаться.

—Спасибо, вечер был фантастическим,— говорю искренне и, встав на цыпочки, целую Никиту в гладко выбритую щёку.

Никита ловит мой подбородок пальцами, его рука на моей пояснице, между нами всего несколько сантиметров пространства, и вот-вот случится поцелуй, который, возможно, изменит всё.

—Тебе понравилось?— обжигает пахнущим кофе дыханием уголок моего рта, задевает губами мою нижнюю, а я замираю, боясь шелохнуться.

Мы стоим возле входа в мой корпус, на улице темно — мы загулялись, заболтались и ночь спустилась на землю,— и кажется, что, кроме нас с Никитой никого в мире больше не существует.

—Я тебя сейчас поцелую,— говорит как-то удивлённо, но я не успеваю отреагировать: Никита накрывает мои губы своими мягкими, тёмлыми, ласкает и нежничает, разрешения спрашивает.

Я не прислушиваюсь к себе, ничего не анализирую, просто тянусь к тёплому телу, обвиваю руками широкие жёсткие плечи, и Никита, будто получив разрешение, прижимает меня к своей груди, а я его тёплый язык уже во всю орудует в моём рту и это…

Это большое и пустое ничего. Как я не пытаюсь себя убедить, его поцелуй — словно пластырь на давно зажившей ране. Бесполезный и пустой.

—Лавров, ты чего такой бешеный сегодня?— тренер хлопает меня по плечу, окидывает с ног до головы мрачным взглядом.

Стадион пустой, команда давно разошлась, а я всё наматываю круги, отрабатываю удары, загоняю себя — делаю всё, чтобы выбить из башки даже намёк на дурь. Мне не нужны лишние мысли, не нужно всё то, что беснуется в моей голове, провоцирует делать глупости.

—Да остановись ты!— рявкает тренер и забирает мяч, точным броском отправляет его на другую сторону поля.— Где твои мозги? Решил угробить себя на первой же тренировке?

Останавливаюсь, хотя организм упорно сопротивляется. Внутри слишком много энергии, которую нужно выплеснуть, иначе взорвусь к чёртовой бабушке. Меня просто разнесёт на ошмётки по всему полю, и на волю вырвется совсем другое существо — дикое и необузданное, с которым никто не справится.

Тренер хватает меня за плечи, хорошенько встряхивает. Он отличный мужик, хотя для кого-то слишком жёсткий — слабакам рядом не место, они просто ломаются. Но это именно та властная и твёрдая рука, которая способна удерживать переполненных тестостероном парней в одной упряжке. Многим Юрий Семёнович стал чуть ли не важнее собственного отца. Его слушаются, заглядывают в рот, выполняют всё, что скажет, потому что знают — он снова приведёт нашу команду к победе, а ещё выслушает, поймёт и даст поблажку там, где она просто необходима, иначе сдохнешь.

—Демид, что с тобой творится?— спрашивает уже спокойнее, но пальцы на моих плечах всё такие же жёсткие.

—Не знаю,— я честен, и тренер видит это. Кивает задумчиво, а на лбу проступают морщины.— Правда, не знаю. Но чувствую, что мне нужно себя загнать, а то наделаю глупостей.

—Нужно ему,— ворчит, отпуская меня.— А мне нужно, чтобы мой центральный нападающий не слёг на больничную койку после первой же тренировки. Юшкин, конечно, тоже неплохой игрок, но до тебя ему далеко.

Получить от тренера похвалу — сложная задача, потому каждый такой разговор — особенно ценный. Не в правилах Титова распыляться на трогательный пафосные речи.

—Мне кажется, без девушки не обошлось,— понимающе хмыкает, а я качаю головой.

—Нет-нет,— слишком поспешно, на что получаю очередной понимающий взгляд.

—Что я, думаешь, молодым не был?— смеётся, и каждый раз его смех напоминает раскат грома. Особенно впечатлительные даже вздрагивают.

Титов мощный мужик, выше многих на целую голову, сильный и громкий.

—Это не из-за девушки,— настаиваю.— Это из-за злости.

Тренер под кожу не лезет, а я не спешу делиться хоть с кем-то подробностями. Только где-то внутри тикают часы, а мысли крутятся вокруг того, что вот сейчас, прямо в этот момент Никита с Синеглазкой гуляют. Наверное, даже целуются, а может и…

—Я ещё пару кругов пробегусь,— срываюсь с места, пока тренер не надумал меня отлупить.

Набираю скорость, выравниваю сбитое нервами дыхание, окунаюсь с головой в любимое лекарство — спорт. Он всегда меня спасал, начиная с тех времён, когда всем моим богатством был кожаный мяч и драные кеды.

Но даже у моих возможностей есть предел. «Сдыхаю», обливаясь потом, мокрая майка прилипла к телу, я срываю её на ходу, в раздевалке бросаю на лавку. Внутри пусто, пахнет скверно, впрочем, это тоже часть моей жизни. Спорт — тяжёлая работа, с массой сложностей, боли и рывков на пределе возможностей. Неприятный запах — не самая большая проблема.

Интересно, он уже провёл её? А она дала себя поцеловать или продинамила?

На голову льётся холодная вода, горячая кожа будто бы шипит, и я только жар и чувствую, никак не могу остыть.

Синеглазка — девушка, которую я ненавижу. Она отравила всю мою жизнь своим предательством, я лишь отплатил ей той же монетой. От её поступка мне стало так больно, будто кожу заживо содрали, и мне захотелось, чтобы ей тоже стало плохо. Горжусь ли я тем, что делал с ней? Нет. Она заслужила. Никто, кроме неё, не знал о моей тайне. И ладно бы моей! Это был секрет моей матери, и после того, как всё вскрылось, мама стала изгоем…

Когда я покидаю раздевалку, волосы ещё влажные, а на часах восемь. Закинув на плечо спортивную сумку, иду, куда глаза глядят, ноги сами несут куда-то, а я всё думаю, думаю, и от мыслей дурацких голова пухнет. Грудь что-то распирает — большое и горячее, чему не могу подобрать названия. Если бы я не проверялся на прошлой неделе, решил, что сердце болит, но я, к счастью, полностью здоров.

Узкая дорога приводит меня к бару. Не раздумывая, вхожу, а внутри привычное оживление. Это моя стихия — в толпе мне проще притворяться кем-то другим, быть легче и проще, без груза дерьма за плечами.

—Оу, какие люди!— Илья машет мне рукой, улыбаясь во все свои белоснежные зубы, а рядом с ним пара приятелей с факультета и, что удивительно, ни одной девчонки.— Дуй к нам, Лавр, у нас тут чисто мужские посиделки.

—А что такое?— бросаю сумку под столик, жму руку сначала Косте, после тощему Женьке, Илье ерошу волосы и плюхаюсь на свободное место, изображаю на лице тревогу.— Ты там случайно не заболел, дорогой мой? Дай пощупаю, нет ли температуры.

Костя, которого в прошлом году выперли из команды за пьянку накануне полуфинала, смеётся и уходит за новой порцией безалкогольного коктейля, на которые перешёл, осознав наконец, что бухло — лучший способ угробить себя в расцвете сил.

—Знаешь, чёт я устал от баб в последнее время,— горестно вздыхает Илья и морщится.— Одни проблемы от них. И главное — говоришь же, что просто потусим пару вечеров и разойдёмся, как в море корабли, так нет же, им всем серьёзные отношения подавай. А зачем мне это ярмо? Пусть я и придурок, но я хочу обратно в команду, а для этого мне нужны все силы, чтобы тренеру доказать, что я не отработанный материал.