—Не свалится,— заключает и перекидывает ногу через сиденье.— Давай, Ярослава, времени мало. У меня ещё тренировка по плану.

Вздыхаю, усаживаюсь сзади, впиваюсь взглядом в затылок Лаврова.

—Держаться планируешь? Или решила на первом же километре в кусты улететь?

—Я не хочу за тебя держаться.

—Разбить голову хочешь?— спрашивает, устраиваясь удобнее.— Яся, кончай выёживаться. Мне тоже не очень радостно от перспективы нашего сотрудничества. Если честно, одна мысль общаться с тобой доводит меня до белого каления. Но мы ничего не можем изменить, потому хватайся за меня и вперёд.

—Где ты взялся на мою голову?— бормочу под нос и кладу руки на бока Демида, вздохнуть боюсь, чтобы его спину грудью не зацепить.

Мотор ревёт, мотоцикл срывается с места, меня едва не отбрасывает назад «ударной волной». Я взвизгиваю и крепко жмурюсь, утыкаясь носом между лопаток Лаврова. Сквозь вату в ушах и панические волны пробивается смех Лаврова, и я едва сдерживаюсь, чтобы не укусить его.

Смеётся он. Придурок!

—Откуда у тебя деньги?— спрашиваю, когда его мотоцикл останавливается у довольно дорогого места в самом центре города.

Я читала про это кафе и знаю, что цены здесь порой неадекватные, хоть по отзывам лучшие бургеры в городе.

—Тебе какое дело?— огрызается и буквально вырывает из моих рук шлем. Вешает на руль, зло смотрит на меня, а я губу закусываю, чтобы не ляпнуть очередную колкость.

Я не хочу с ним ругаться, потому что тогда может пострадать мой будущий проект, а начинать учебный год с проблем совсем не хочется. Потому молчу, пусть на языке и вертятся колкости и гадости.

Отвожу взгляд, рассматриваю аккуратный газон и кустики с тёмно-синими осенними цветами, растущими по периметру ухоженного дворика перед зданием кафе.

Город, в который мне посчастливилось вырваться из скучной Красновки, очень красивый. Старый, некогда уездный и купеческий, нынче он заиграл новыми красками, стал торговым центром нашей области и выглядит замечательно, обзавелся парочкой модернизированных заводов на окраине, обеспечил жителей работой, а туристов — впечатлениями от посещения музеев имени парочки известных писателей, которым посчастливилось родиться здесь. Ну, либо администрации повезло, что у них родились представители мирового культурного достояния.

—О чём ты думаешь?— спрашивает Демид, хотя по равнодушным ноткам в голосе и каменному выражению лица не заметно, что ему действительно интересно.

—О том, как сильно я тебя ненавижу,— выпаливаю, не опасаясь, что нас заметят и начнут судачить. Здесь, вдали от вуза, можно наконец расслабиться.— А ещё о том, что я — последняя идиотка, раз приехала с тобой сюда.

—Полностью согласен по всем пунктам,— остро усмехается Демид и, поставив мотоцикл на сигнализацию, идёт по мощёной дорожке прямиком к кафе, а мне ничего не остаётся, как последовать за ним.

Внутри очень мило, футуристично и ярко. Настолько, что можно схлопотать приступ эпилепсии только посмотрев на расписные кислотные стены и столики всех цветов радуги.

Молча рассаживаемся за красным столиком, я достаю из сумки толстую тетрадь, ручку, маркеры — я полностью готова к обсуждению проекта. Чинно складываю руки перед собой и лихорадочно вспоминаю, сколько у меня в кошельке денег. Наверное, хватит на стакан газировки и пару нагетсов.

Мои родители не самые бедные по маркам Красновки люди, но из-за моего демарша мама обиделась и сообщила, поджав губы, что помогать большими деньгами они, пожалуй, не станут. Да, наверное, вообще никакими не станут, потому придётся как-нибудь крутиться самой. Хорошо, у меня была заначка — деньги, скопленные за несколько лет. Я, будто мышка, тащила в норку всё, что удавалось найти: сдачу с «обедов», подарки на праздники. Получилось неплохая сумма, но её явно недостаточно, чтобы жить припеваючи все пять лет учёбы и плевать в потолок. Потому моя следующая цель — найти поскорее работу на неполный день, чтобы полностью себя обеспечивать.

—Так, давай проект обсуждать,— барабаню пальцами по яркой столешнице, смотрю в ненавистное лицо, но Демид берёт меню и рассматривает яркие фотографии.

—Пожалуй, двойной чикен возьму, картошку ещё, салат овощной,— размышляет вслух, игнорируя все мои попытки повернуть его мысли в нужное мне русло.— Ты тоже выбирай.

—Я сытая,— но папку всё-таки в руки беру, а заглянув на первую же страницу, громко икаю, не справившись с потрясением.

Ужас как дорого! Нет уж, я правда, не хочу отдавать такие деньжищи за булку с котлетой и жирную курицу, утонувшую после смерти в кипящем масле.

Вот на колу мне вполне хватит, потому делаю свой заказ, не обращая внимания на слегка удивлённый взгляд Демида.

—Лавров, давай быстрее покончим с обязательной частью програмы и разбежимся. У меня дел вагон.

Моя новая попытка завести разговор о деле на этот раз оказывается успешной. Демид кивает, лениво забрасывает руку на мягкую спинку алого дивана и кратко обрисовывает суть нашей работы:

—Кураторы из старших студентов нужны первокурсникам для того, чтобы быстро адаптироваться в вузе, получить новые полезные знакомства не через вечеринки, дурь и глупости,— похоже, Демид тоже смирился с участью сотрудничать со мной и теперь старается посвятить меня во все детали.— В кураторы выбирают не всех.

—Есть какие-то критерии?— я смотрю на него, и ручка, которой я веду конспект, боясь что-то упустить, замирает.— То есть это не случайный автоматизированный посев?

Демид усмехается и качает головой, а меня нервирует его нога, то и дело задевающая меня под столом.

—Нет, конечно. Всех подряд кураторами не делают, даже при большом желании. Эту сомнительную честь надо заслужить.

—Какие у тебя заслуги? Неужели прознали, какое ты мстительное чудовище и отдали меня на растерзание?— спрашиваю с напускной лёгкостью, но Демид серьёзнее памятника на городской площади.

—Нет, я учусь отлично, мой отец — один из главных спонсоров, а ещё я надежда и опора футбольной команды и третий сезон подряд приведу её к победе.

В его словах ни грамма кичливости или пустой гордыни. Лишь безоговорочная уверенность в каждом своём слове. Но я удивлённо таращусь на него, потому что он сообщает то, чего я услышать никак не ожидала:

—Твой отец?— спрашиваю поражённо, не справляюсь с эмоциями.— Но он… он же умер? Ты сам так говорил…

Да и все об этом знали! Ведь мама Демида воспитывала его одна, в жуткой бедности, им никто никогда не помогал. Лавров работал с четырнадцати в автосервисе, чтобы хоть чем-то ей помочь. Я это помню лучше собственного имени! А теперь получается, что…

—Воскрес мой папаша,— лицо Демида на миг становится хищным, сквозь маску равнодушия проступает что-то горькое и болезненное, от чего мне вдруг очень плохо делается. Приходится даже наклонить голову, чтобы не видеть жуткой пустоты в глазах Лаврова.