Такой низкий, музыкальный смех… ничуть не похожий на рвущий нервы смех его бывшей жены. И его приятно было слушать, он успокаивал. Каждый раз, когда Хэл думал, как может завершиться эта ситуация, и падал духом, его мгновенно возвращало в хорошее настроение что-нибудь забавное, сказанное ею. Кажется, она точно понимала, что именно ему нужно, чтобы приглушить мрачное настроение или ярко расцветить радость.

Через час Хэл встал и пошел на кухню. Проходя мимо Жанетты, он непроизвольно запустил пальцы в ее густые, волнистые черные волосы.

Она запрокинула лицо и закрыла глаза, будто ждала поцелуя. Но он почему-то не мог решиться. Хотел, но не смел заставить себя сделать первый шаг.

– Посуду необходимо будет мыть, – сказал он. – Плохо, если неожиданный гость вдруг увидит накрытый на двоих стол. И еще кое-что: сигареты надо прятать и комнаты проветривать почаще. Сейчас, после того как я выдержал проверку, мне надлежит отказаться от таких мелких нереальностей, как курение.

Если Жанетта и была разочарована, то никак этого не показала. Засновала по кухне, занялась уборкой. Он закурил и стал прикидывать шансы достать женьшеневый табак: Жанетта так радовалась сигаретам, что мысль лишить ее этого удовольствия была невыносима. Один из членов экипажа корабля, с которым Хэл был на дружеской ноге, сам не курил, но продавал свой паек товарищам. Может, кто-нибудь из кувыркунов послужит посредником, купит табак у космонавта и передаст Хэлу. Фобо? Но следует соблюдать осторожность. Может быть, риск неоправдан…

Хэл вздохнул. Присутствие Жанетты вдохновляло его, но вместе с тем здорово осложняло жизнь. Поглядите-ка – вот он сидит и обдумывает преступное деяние так, будто это самая естественная вещь!

Она стояла перед ним, руки на бедрах, сияющие глаза.

– А сейчас, Хэл, монаму, если бы у нас нашлось что-нибудь выпить, вечер удался бы на славу!

Он встал со стула.

– Прости, забыл, что тебе неоткуда знать, как готовить кофе.

– Нет-нет, я про выпивку. Алкоголь, а не кофе.

– Алкоголь? Великий Сигмен, девочка, мы не пьем! Подобная мерзость…

Он замолчал – видно было, что она задета.

Хэл взял себя в руки. В конце концов, это не ее вина. Она из другой культуры. Строго говоря, она вообще не вполне человек.

– Прости, – сказал он. – Это религиозный вопрос. Запрет.

У нее на глазах выступили слезы, плечи затряслись. Она закрыла лицо руками, всхлипнула.

– Ты не понял. Мне это нужно. Обязательно.

– Но почему?

Она заговорила, не отнимая рук от лица.

– Потому что пока я сидела под замком, никаких развлечений у меня не было. И мне стали давать спиртное, оно помогало хоть как-то провести время и подавляло грустные воспоминания о родине. И я сама не поняла, что стала… стала алкоголичкой…

Хэл сжал кулаки и зарычал:

– Ах они гады… ползучие!

– Так что, понимаешь, мне нужно выпить. Мне станет лучше, пусть и ненадолго. А потом, наверное, я попробую преодолеть эту зависимость. Ты ведь поможешь мне?

Он беспомощно развел руками:

– Но… но где же я достану?

Живот свело судорогой отвращения при мысли о покупке алкоголя. Но если он так ей нужен, Хэл достанет. Постарается изо всех сил.

Она быстро подсказала:

– Может быть, Фобо поделится с тобой.

– Но ведь Фобо – один из твоих тюремщиков! Он ничего не заподозрит?

– Он подумает, что это для тебя.

– Ладно, – сказал он чуть раздраженно, и в то же время ощущая вину за эти эмоции. – Гадко лишь то, что кто-то решит, будто это я пью. Пусть даже и кувыркун.

Она шагнула к Хэлу и будто растеклась по нему. Мягкие губы прижались к щеке, тело словно пыталось просочиться сквозь Хэла.

Он обнял ее на минуту и отстранился.

– Что же, мне придется оставить тебя? – шепнул он. – Не можешь ли ты пропустить один раз? Только сегодня? Завтра я достану спиртное.

Она ответила упавшим голосом:

– Ах, монаму, я бы сама этого хотела. Как бы я этого хотела! Но не могу. Просто не могу, поверь мне.

– Верю.

Хэл вышел в прихожую, достал из шкафа капюшон, плащ и ночную маску. Голова его печально склонилась, плечи ссутулились. Все насмарку. Он просто не сможет к ней приблизиться – к девушке, пахнущей алкоголем. И она, наверное, задумается, отчего он так холоден, а у него не хватит духу рассказать ей, как она его отвращает, потому что это ранит ее чувства. И хуже того, она все равно будет страдать, не дождавшись от него объяснения.

Когда он выходил, она поцеловала его в пересохшие губы.

– Поспеши, монаму! Я буду ждать.

– Угу.

Хэл Ярроу тихонько постучал в дверь квартиры Фобо. Она открылась не сразу, чему Хэл ничуть не удивился. Изнутри доносился громкий шум. Хэл заколотил в дверь, хотя и неохотно – боялся привлечь внимание Порнсена. Гаппт жил в квартире напротив и мог выглянуть просто из любопытства. Не слишком подходящий момент для того, чтобы Порнсен увидел, как Хэл навещает эмпата. Хотя он имел полное право зайти в гости к кувыркуну без сопровождения гаппта, он волновался из-за Жанетты. Гаппт вполне мог бы вторгнуться в его, Хэла, пуку, пока его там нет, – шпионить и подглядывать Порнсен любил. Тогда Хэл попадется в ловушку, и все полетит к Ч.

Но он утешал себя мыслью, что Порнсен отнюдь не смельчак. Решившись проникнуть в жилище Хэла, он сильно рисковал бы, что его обнаружат. И Хэл, как носитель ламеда, мог бы поднять такой шум, что Порнсена в результате не только подвергнут опале и разжалуют, но и отправят к Ч.

Хэл снова принялся стучать – громко и нетерпеливо. На этот раз дверь распахнулась, и показалась улыбающаяся Абаса, жена Фобо.

– Хэл Ярроу! – сказала она по-сиддски. – Вот это радость! Почему же ты не вошел просто так, без стука?

Хэл опешил.

– Я не мог!

– Почему?

– Ну, мы так не делаем.

Абаса пожала плечами, тактично отказавшись от комментария.

– Ладно, заходи, – сказала она, продолжая улыбаться. – Я не кусаюсь!

Хэл вошел и закрыл за собой дверь, хотя, не удержавшись, оглянулся на дверь Порнсена. Та была закрыта.

Внутри эхом метался хоровой вопль двенадцати кувыркунят, играющих в комнате размером с баскетбольный зал. Абаса провела Хэла по голому полу в другой конец зала, где начинался коридор. Они миновали угол, в котором сидели за столом три кувыркуницы, видимо, гостьи Абасы. Дамы были заняты шитьем, время от времени они отпивали что-то из высоких бокалов и ни на миг не прерывали болтовни. Хэл не понимал тех немногих слов, что до него долетали: кувыркуницы, разговаривая между собой, пользовались вокабуляром, свойственным одним лишь женщинам. Но обычай этот, как понимал Хэл, стремительно отмирал под действием растущей урбанизации. Кувыркуниц-девочек женской речи уже не обучали.