осень дома. И лишь незадолго до окончания зимы он поехал из дому на север, за гряду, в Ивовую Долину, и провел ночь на Аудуновом Дворе. Они совсем помирились с Аудуном, Греттир подарил ему добрую секиру и заключил с ним дружбу. Аудун долго жил на Аудуновом Дворе, и у него было большое потомство. Его сыном был Эгиль, который женился на Ульвхейд, дочери Эйольва, сына Гудмунда, и их сыном был Эйольв, которого убили на альтинге. Он был отцом Орма – капеллана епископа Торлака.

Греттир поехал на север, в Озерную Долину, чтобы проведать родичей в Междуречье. Там тогда жил Ёкуль, сын Барда, дядя Греттира по матери. Ёкуль был человек высокий, сильный и очень заносчивый. Он был мореход, нраву тяжелого, но при всем том человек достойный. Он радушно принял Греттира, и тот прогостил у него три ночи. Тогда ходило много рассказов о Гламе, ни о чем другом столько не разговаривали. Греттир все расспрашивал, как было дело. Ёкуль сказал, что в этих рассказах ничего не придумано:

– Не любопытно ли тебе, родич, туда съездить?

Греттир сказал, что и впрямь любопытно. Ёкуль стал просить его не делать этого:

– Ведь это значило бы искушать судьбу, а родичи твои многим рискуют, коль скоро речь идет о тебе. Мы ведь считаем, что среди молодежи нет второго такого, как ты. А что касается Глама, так от худого жди худа. И куда как лучше меряться силами с людьми, чем с подобной нечистью.

Греттир сказал, что его разбирает желание отправиться в Торхаллев Двор и посмотреть, что там творится. Ёкуль сказал:

– Теперь я вижу, что бесполезно тебя удерживать. Но вправду говорят, что одно дело – доблесть, а другое – удача.

– Чужая беда может стать и твоей. Думай лучше о том, что будет в свой час и с тобою, – сказал Греттир.

Ёкуль отвечает:

– Может быть, мы с тобою что-то и смыслим в будущем, но уйти от него нам не дано.

На этом они расстались и были недовольны предсказаниями друг друга.

XXXV

Греттир поехал на Торхаллев Двор, и хозяин радостно его встретил. Он спросил, куда Греттир держит путь, а тот говорит, что если Торхаллю будет угодно, он останется у него на ночь.

Торхалль сказал, что он был бы только благодарен, если б Греттир у него остался:

– Но мало кто почтет за удачу жить здесь. Ты, верно, слышал, что здесь творится. И я бы совсем не хотел, чтобы ты угодил из-за меня в беду. Ведь если ты и уйдешь отсюда цел, то уж коня наверняка потеряешь, потому что никому из тех, кто сюда приходит, не удастся уберечь коня.

Греттир сказал, что коней у него хватит, что бы там ни случилось с этим.

Торхалль был очень рад, что Греттир решил у него остаться, и принял его с распростертыми объятьями. Коня Греттира они надежно заперли в конюшне, а сами пошли спать. Прошла ночь, и Глам туда не наведывался. Торхалль сказал:

– Вот твой приезд помог: ведь не проходило и ночи, чтобы Глам не ездил верхом на крышах или не ломал двери. Ты и сам видишь его рук дело.

Греттир сказал:

– Теперь одно из двух: либо он унялся ненадолго, либо он оставит вас в покое не только на эту ночь. Я побуду здесь еще ночь и погляжу, что будет дальше.

Потом они пошли к коню Греттира и увидели, что никто его не трогал. Хозяину стало казаться, что все идет одно к одному. Греттир проводит там и вторую ночь, и Глам опять не приходил. Хозяин решил, что дело совсем пошло на лад. Идет он взглянуть на коня Греттира и видит: конюшня взломана, а конь вытащен на двор, и каждая косточка у него переломана.

Торхалль рассказал Греттиру, что случилось, и попросил его поберечься:

– Тебе верная смерть, если ты станешь дожидаться Глама.

Греттир сказал:

– За моего коня я должен, самое малое, увидеть этого негодяя.

Хозяин сказал, что мало радости его видеть:

– Ведь он и на человека не похож. Но для меня благо каждый час, что ты здесь пробудешь.

Вот проходит день, и когда настало время идти спать, Греттир лег, не раздеваясь, на лавку против спальной ниши хозяина. Он укрылся мохнатым плащом: одну полу подоткнул под ноги, а другую обернул вокруг головы и сам глядел в прореху. Прямо перед ним приходился очень крепкий столб, и он упирался в него ногами. Наличник у входной двери был весь сорван. И теперь на его место кое-как приколотили жерди. Перегородка, которая прежде отделяла покои от сеней, была разломана и выше поперечной балки и ниже. Все постели были стащены с мест. Совсем нежилой вид был у дома. Всю ночь в покоях горел свет. И когда прошла примерно треть ночи, Греттир услышал снаружи страшный грохот. Кто-то лез на дом и ездил над самыми покоями, и бил по крыше пятками, так что каждая досочка трещала. Долго так продолжалось. Потом с крыши слезли и подошли к двери. И когда дверь отворилась, Греттир увидел, что Глам просунул в дом голову, и она показалась ему чудовищно огромной и безобразной. Глам шел медленно и, войдя в двери, выпрямился. Головою он доставал до самой крыши. Поворачивает он к спальным покоям и, облокотившись о поперечную балку, заглядывает в покои. Хозяина и слышно не было, так как он слышал, что делалось рядом, и этого ему хватало. Греттир притаился и не двигался. Глам увидел на лавке какую-то кучу и пошел внутрь покоев и прекрепко схватил плащ. Греттир же уперся в столб, и плащ ни с места. Глам рванул плащ в другой раз, еще сильнее, но плащ опять не поддался. В третий раз потянул он плащ обеими руками и с такою силой, что поднял Греттира на воздух, а плащ между ними разорвался пополам. Глам смотрел на обрывок, что остался у него в руках, и никак не мог понять, кто это сопротивлялся ему с такою силой. Тут Греттир проскочил у него под руками и обхватил за пояс, и стал что есть силы ломать ему хребет, думая опрокинуть его. Но Глам так сдавил Греттиру руки, что он не выдержал и пошатнулся. Отступает Греттир назад, к скамьям. Столбы так и валятся, рушится все, что стоит у них на дороге.

Глам все лез к выходу, а Греттир упирался во что только мог ногами. Все же Гламу удалось вытащить его в сени. Пошла у них тут