Декоративные разноцветные искорки очерчивали шарообразное поле антигравитационного пузыря. Внутри находилась женщина. Она играла, и белые руки мелькали на фоне ее зеленых шелковых одежд. Все четыре белые руки… На ней был свободный жакет-кимоно, перехваченный поясом, и такого же цвета шорты, из которых вместо ног тянулись еще две руки. Волосы у музыкантки были короткие, мягкие, иссиня-черные. Глаза женщины были закрыты, а на лице застыло неземное спокойствие – глубокое, прекрасное, пугающее.

Инструмент представлял собой плоский отполированный деревянный корпус, по верху и низу которого были натянуты бесчисленные ряды сверкающих металлических струн. Женщина ударяла по струнам четырьмя обтянутыми войлоком молоточками. И верхние, и нижние руки двигались с умопомрачительной скоростью в сложном контрапункте. Мелодия рассыпалась каскадами нот.

– Бог ты мой, – произнес Торн, – это же квадди.

– Что-что?

– Квадди. Далеко она залетела.

– Она… не местного производства?

– Ничуть.

– Слава тебе, Господи! Но тогда откуда она взялась?

– Лет двести тому назад, примерно в то же время, когда создавали гермафродитов, – по лицу Торна скользнула странная гримаса, – генетики разных планет наперебой стремились улучшить человеческую породу. Кому-то из них пришло в голову создать расу обитателей невесомости. Потом создали генераторы искусственной гравитации, так что это оказалось ни к чему. Квадди бежали – их потомки расселились на окраинах обитаемого космоса, где-то далеко по другую сторону Земли в пространственно-временной сети. По эту сторону их почти никогда не встретишь. Ш-ш…

Приоткрыв губы, Торн внимал волшебной музыке.

«В конце концов это не более удивительно, чем найти бетанского гермафродита среди свободных наемников», – решил про себя Майлз. Но музыка заслуживала безраздельного внимания, хотя в этой толпе параноиков ее почти никто даже не заметил. Майлз не был меломаном, но даже он ощутил напряженную страстность исполнения, далеко превосходящую обычный талант и граничившую с гениальностью. На одно краткое мгновение гению удается сплести звуки со временем и задержать их… Но, подобно времени, они всегда просачиваются между пальцами, оставаясь лишь в памяти.

Переливы музыки стихли до манящего эха и замерли. Четырехрукая исполнительница открыла голубые глаза и ее лицо из небесно-прекрасного стало просто человеческим, напряженным и печальным.

– О-ох, – вздохнул Торн. Он сунул опустевший бокал под мышку, поднял руки, собираясь зааплодировать, – и замер, заметив равнодушие собравшихся.

Майлзу не хотелось выделяться.

– Может, вам с ней поговорить? – предложил он капитану. – В качестве альтернативы рукоплесканиям.

– Правда? – Торн сразу же оживился, поставил бокал на ближайший стол и, приложив ладони к искрящемуся пузырю, растерянно улыбнулся:

– Э-э… – Было видно, как поднимается и опадает его грудь.

«Боже правый, Торн не находит слов? Кто бы мог ожидать такого?»

– Спросите, как называется ее инструмент, – подсказал Майлз.

Четырехрукая женщина заинтересованно наклонила голову, грациозно перелетела через громоздкий инструмент и повисла над Торном по другую сторону переливающегося барьера.

– Да?

– Как называется этот необычный инструмент? – спросил Торн.

– Это двухсторонние цимбалы, мадам… сэр… – Ее вежливый голос слуги, обращающегося к гостю, дрогнул из-за страха нанести обиду, – …офицер.

– Капитан Бел Торн, – мгновенно подсказал бравый гермафродит, уже успевший вернуть себе присутствие духа. – Командир скоростного крейсера дендарийцев «Ариэль». К вашим услугам. Как вы здесь оказались?

– Я добралась до Земли, зарабатывая себе на дорогу, и барон Фелл нанял меня.

Она гордо вскинула голову, словно отметая какое-то скрытое осуждение, хотя Торн ничего не сказал.

– Вы – настоящая квадди?

– Вы слышали о моем народе? – Ее темные брови изумленно взметнулись. – Большинство тех, с кем я встречалась, уверены, что я – чудище, сконструированное по специальному заказу.

Торн откашлялся.

– Я с Беты. У меня есть основания для личного интереса к первому взрыву генетических экспериментов. – Он снова кашлянул. – Видите ли, я – бетанский гермафродит.

И он с тревогой глянул на собеседницу.

Вот это да! Бел никогда не ожидал ничьей реакции – он шел напролом, и пусть будет, что будет. «Ни за что не буду в это встревать». И Майлз чуть-чуть попятился, пряча улыбку при виде того, как к Торну на глазах возвращаются все мужские ухватки.

Женщина заинтересованно наклонила голову. Одна из верхних рук поднялась и оперлась на сверкающий барьер неподалеку от руки наемника.

– Неужели? Значит, вы тоже…

– О да. Скажите, как вас зовут?

– Николь.

– Николь? И все? То есть я хочу сказать – дивное имя.

– У моего народа нет фамилий.

– И… э-э… что вы будете делать, когда вечер закончится?

Но в эту минуту их прервали.

– Выше голову, капитан, – пробормотал Майлз.

Торн мгновенно выпрямился, спокойный и собранный, проследив за направлением взгляда Майлза. А квадди отплыла от силового барьера и грустно опустила голову на сложенные стопкой четыре ладони. К ним приближался хозяин дома, и Майлз поспешно изобразил некий великосветский вариант стойки «смирно».

Джориш Стойбер, барон Фелл, оказался на удивление старым – во плоти он выглядел еще старше, чем на головидео, которое показывали Майлзу при подготовке к заданию. Барон был лыс (вокруг блестящего черепа осталась лишь редкая седая бахрома), радушен и толст. Вид у него был как у доброго дедушки. Не как у дедушки Майлза – тот был сух и неприступен даже на склоне лет. Но и титул старого графа был самым настоящим, родовым титулом, а не вежливым обращением к безжалостному дельцу, пережившему все схватки внутри синдиката. Майлз напомнил себе, что несмотря на радостно-румяные щеки, барон взобрался так высоко, шагая по горе трупов.

– Адмирал Нейсмит, капитан Торн! Добро пожаловать на станцию Фелл, – пророкотал барон, расплываясь в благодушной улыбке.

Майлз отвесил ему аристократический поклон. Торн последовал его примеру, но несколько неуклюже. Черт!.. В следующий раз надо будет изобразить такую же неловкость. Вот такие мелочи и создают маску – или, наоборот, разрушают ее.

– Мои люди позаботились о вас?

– Спасибо, все превосходно.

– Я так рад наконец с вами познакомиться, – продолжал барон. – Мы тут немало о вас наслышаны.

– Вот как? – откликнулся Майлз, поддерживая беседу.

Взгляд барона был странно жадным. Что за повышенное внимание к какому-то ничтожному наемнику? Такая честь была бы чрезмерной даже для самого крупного покупателя. Майлз постарался спрятать тревогу за ответной улыбкой. «Терпение. Пусть опасность обозначится почетче. Не бросайся навстречу тому, чего пока не видишь».