– Какие странные молодые люди! Посмотрите, маркиза: вот это действительно страстные игроки, – сказал де Шарлю, показывая маркизе де Сюржн на ее сыновей с таким видом, словно он в первый раз их видит. – Должно быть, это восточные люди; в них есть нечто характерное; может быть, это турки, – добавил он, во-первых, для того, чтобы маркиза окончательно уверилась в том, что он якобы их не знает, а во-вторых, для того, чтобы дать ей почувствовать свою легкую антипатию к ним, которая затем, сменившись благожелательностью, доказала бы ей, что он относится к ним благожелательно только как к ее сыновьям и что он переменил к ним свое отношение только после того, как узнал, кто они. Может быть также, де Шарлю, дерзкий от природы и любивший дерзить, хотел воспользоваться минутой, в течение которой он имел право не знать, как зовут этих молодых людей, чтобы потешиться над маркизой де Сюржи и по своему обыкновению подпустить ей шпилек, – так Скапен, пользуясь тем, что его господин вырядился в другой костюм, бьет его палкой по чем попало.

– Это мои сыновья, – пояснила маркиза де Сюржи, покраснев, а между тем, будь она проницательнее, но не добродетельнее, она бы не покраснела. Она поняла бы, что совершенно равнодушный или насмешливый вид, какой де Шарлю принимал при встрече с молодым человеком, был так же неискренен, как его насквозь фальшивый восторг перед женщинами, не выражавший подлинной его сущности. У той, которую он без конца осыпал самыми изысканными комплиментами, могло бы пробудиться ревнивое чувство, если б она перехватила взгляд, который де Шарлю, разговаривая с ней, бросал на мужчину, хотя он потом и уверял, что не заметил его. Это был не тот взгляд, каким де Шарлю смотрел на женщин; это был особенный взгляд, исходивший из глубин его существа, взгляд, который даже на званом вечере простодушно устремлялся на молодых людей, – так взгляд портного изобличает его род занятий, потому что мгновенно приковывается к одежде.

– Ах, как интересно! – нагловато заметил де Шарлю с таким видом, будто его мысль проделала долгий путь, прежде чем привести его к истине, абсолютно не соответствовавшей его предположениям. – А я ведь с ними не знаком, – боясь, что слишком далеко зашел в выражении своей антипатии и отбил у маркизы всякую охоту познакомить его с ними, добавил он. «Вы мне позволите представить их вам?» – робко спросила маркиза де Сюржи. «Боже мой, мне не надо вам объяснять, как я был бы рад, но, быть может, им, таким молодым, будет со мной скучно», – пропел де Шарлю холодно и нерешительно, как будто из него вытягивали учтивые фразы.

– Арнюльф, Виктюрньен, подите сюда! – позвала маркиза де Сюржи.

Виктюрньен встал не колеблясь. Арнюльф – тень своего брата – послушно двинулся за ним.

– Теперь пришла очередь сыновей, – сказал Робер. – Можно умереть со смеху. Он всех старается ублажить, всех – вплоть до собаки хозяина.[107]Он же не выносит сопляков – вот что во всем этом самое уморительное. А ведь ты только посмотри, с каким серьезным лицом он их слушает. Если б познакомить его с ними взбрело в голову мне, он бы меня послал ко всем чертям. Послушай, мне надо пойти поздороваться с Орианой. В Париже я пробуду недолго, вот я и хочу повидать здесь побольше народу, а то иначе придется завозить карточки.

– Как хорошо они воспитаны, какие у них прекрасные манеры! – разливался между тем де Шарлю.

– Вы находите? – спросила польщенная маркиза де Сюржи. Сван, увидев меня, подошел к нам с Сен-Лу. В еврейском остроумии Свана было меньше тонкости чем в шутках Свала – светского человека.

– Здравствуйте! – сказал он. – Господи! Все трое в сборе – можно подумать: заседание синдиката Не хватает еще, чтобы спросили, где касса!

Сван не видел, что за его спиной стоит и слушает его де Босерфей. У генерала непроизвольно сдвинулись брови. Теперь голос де Шарлю был слышен совсем близко от нас. «Так вас зовут Виктюрньен, как героя „Музея древностей“?[108]» – чтобы завязать разговор с молодыми людьми, спросил барон. «Как у Бальзака, да», – ответил старший де Сюржи – он не читал ни одной строчки этого писателя, но учитель несколько дней назад обратил его внимание на то, что у него и у д'Эгриньона имя одно. Маркиза де Сюржи была в восторге, что ее сын блеснул своими познаниями и что на де Шарлю это произвело благоприятное впечатление.

– Говорят, Лубе[109]всецело на нашей стороне, я об этом знаю из достоверного источника, – уже не так громко, чтобы генерал не мог слышать его, сказал Роберу Сван – теперь, когда ничто так не волновало его, как дело Дрейфуса, связи его жены с республиканскими кругами приобрели для пего интерес. – Говорю я вам об этом потому, что, насколько мне известно, вы наш верный союзник.

– Ну пет, не совсем; вы глубоко ошибаетесь, – возразил Робер. – Это дело темное, и я очень жалею, что в него ввязался. Нечего мне было лезть. Если бы оно опять началось, я бы, конечно, держался в стороне. Я – солдат, армия для меня прежде всего. Если ты еще побудешь с господином Сваном, то я скоро сюда вернусь – я иду к тетке.

Однако я увидел, что Робер разговаривает с мадемуазель д'Амбрезак, и мне стало обидно при мысли, что он солгал мне относительно их возможной помолвки.

Успокоился я, только когда узнал, что Робера всего лишь полчаса назад познакомила с ней виконтесса де Марсант, мечтавшая об этом брачном союзе, потому что Амбрезаки были очень богаты.

– Наконец-то я встретился с образованным молодым человеком, который читал Бальзака, который имеет о нем представление, – обратился барон к маркизе де Сюржи. – Мне это особенно приятно, потому что встретились мы с ним в таком месте, где это большая редкость; потому что молодой человек – один из мне равных, потому что он – нашего круга, – делая упор на этих словах, добавил он. Хотя Германты и притворялись, будто для них все люди равны, по в торжественных случаях, когда они находились в обществе людей «знатных», а в особенности – не столь уже «знатных», которым они хотели и могли польстить, они не задумываясь вытаскивали на свет Божий старинные семейные предания. – В былые времена аристократами называли лучших людей, лучших по их умственным способностям и душевным качествам. А сейчас я впервые вижу среди нас человека, который знает, кто такой Виктюрньен д'Эгриньон. Впрочем, нет, не впервые. Есть же еще Полииьяк и Монтескью, – прибавил де Шарлю – он понимал, что, услышав сравнение с двумя такими именами, маркиза растает. – Ну да ведь вашим сыновьям в смысле образованности было в кого пойти – у их деда по материнской линии была знаменитая коллекция восемнадцатого века. Я покажу вам мою, если вы захотите доставить мне удовольствие как-нибудь позавтракать у меня, – обратился барон к Виктюрньену. – Я покажу вам любопытное издание «Музея древностей» с поправками, сделанными рукой Бальзака. Я буду счастлив устроить у себя свидание двух Внктюрньенов.