Воображение уже рисовало жесткую пеньку вокруг шеи. Матросы тянут за веревку, я чувствую страшное сужение в глотке, мои ступни отрываются от палубы, я раскачиваюсь из стороны в сторону и вижу море лиц в красном мареве — они наблюдают мою пляску…

Турок хлопал меня по плечу. Уже наступил вечер.

Стол накрыли, слышалась невнятная музыка.

— Мистер Хэрриот требует, чтобы ты сию же минуту был у него.

Я постучал в дверь и, после того как мистер Хэрриот отозвался, вошел. Хозяин каюты сидел спиной ко мне и писал. Градшток лежал у него на столе.

— Огилви…

— Да, сэр?

— Ты очень подвел своего господина.

— Сэр…

Я чувствовал, как на моей шее стягивается петля.

Мне казалось, что я сейчас упаду в обморок.

Он обернулся.

— Как чувствуешь себя, парень? Какой-то ты бледный…

— У меня все хорошо, сэр. Немного мутит от качки.

— А я всеми забыт. Принеси мне вина.

Я постарался не выказать облегчения, которое охватило меня всего. Взяв в трюме бутыль красного вина, я вернулся. Он сделал вид, будто не замечает, как у меня дрожат ноги и руки. Мне опять пришлось сосредоточиться — на этот раз, чтобы не пролить вино.

Вечер одарил нас огромным кроваво-красным овалом солнца. Оно касалось горизонта. Небо быстро синело.

Надежда, отчаянная надежда потихоньку отогревала мое нутро. Пока ноги мистера Хэрриота надежно спрятаны под столом, а я, унося и принося, хожу между большой каютой и камбузом, можно рассчитывать на удачу. Я проскользну в его каюту, положу все как было и верну на место ключ.

На ужин подавали вяленую говядину, свежеиспеченный хлеб, масло, мед, чернослив и большое количество эля и вина. Турок и я бегали без остановки. Когда пришло время первой перемены блюд, мы начали относить тяжелые золотые тарелки обратно в камбуз. Когда мы шли по проходу, я отдал свою стопку Турку.

— Куда это ты собрался?

Дверь большой каюты раскачивалась вместе с кораблем. Я поднес палец к губам и открыл дверь в каюту мистера Хэрриота. Глаза у Турка округлились.

— Дурень! — прошипел он. — На рею захотел?!

Я затряс головой и быстро закрыл за собой дверь. Потом прошел к сундуку и вытащил его из-под кровати. Поначалу было слишком темно, и я ровным счетом ничего не видел. Но свет из большой каюты пробивался из-под двери, и медленно — как же медленно! — мои глаза привыкали к темноте.

Я разложил книги в том порядке, в каком они лежали с самого начала, повернул ключ в замке, прыгнул к письменном столу, сунул ключ в ящик, подбежал к двери и в ужасе остановился.

С той стороны раздавались голоса, один из которых принадлежал Мармадьюку. Я расслышал, как он сказал:

— Зайдите и убедитесь сами.

Дверная ручка начала поворачиваться».

«Я прощался с жизнью. Что мне было делать?

Я съежился за сундуком, закрывавшим меня от глаз неожиданных посетителей. Ног было четыре пары, одна из них принадлежала Мантео.

— Не тяните, Сент-Клер! — сказал кто-то тихо, но настойчиво; голос принадлежал Кендаллу, молодому математику. — Мы подвергаем себя смертельной опасности!

— Вы пожелали увидеть это собственными глазами.

Мармадьюк Сент-Клер… Не тот беспечный Мармадьюк, которого я знал прежде, исполненный веселья и добродушия, — нет, это был голос человека, уверенно идущего к своей цели.

— Хватит пререкаться, дурачье!

А это кто? Голос хриплый и напряженный… Возможно, Рауз, член парламента.

— Покажите нам карту и реликвию!

К моему ужасу, один из них нагнулся и потащил на себя сундук. Я прижался к переборке. Сундук выволокли на середину каюты. Чтобы увидеть меня, им достаточно было нагнуть голову. Вместо этого они взяли из ящика ключ, затем послышался отчетливый щелчок, и потайное дно открылось.

Они молчали так долго, что я подумал, что обнаружен, но тут зашуршала бумага. Они раскладывали карту на столе у мистера Хэрриота.

— Вот эта линия? — спросил Рауз.

— Да. Семьдесят семь градусов западной долготы, — ответил Кендалл.

— Longitudem dei, — произнес Сент-Клер.

— Действительно, божественная долгота…

В голосе Рауза слышалось нетерпение, граничившее со страхом:

— Но тут нужно углубиться на пять лиг! Попробуй доберись, судя по этой карте.

— Ричард не такой дурак! И у него есть Лейн. Он свою задачу выполнит.

Это был Сент-Клер. Видимо, страх заразил и его.

— А реликвия?

Опять Кендалл. В его голосе слышалось напряжение, страх и — алчность.

Все пошли к койке Мармадьюка. Я не понимал, что происходит. Как мне ни было страшно, я все же высунул голову. К моему изумлению, Мармадьюк отодвинул в сторону задвижку в перегородке над своей койкой.

А потом что-то бережно оттуда вынул. Что-то плоское, тяжелое и завернутое в черную ткань. Они повернулись, и я забился обратно, так ничего и не увидев. Ткань развернули. Раздался чей-то судорожный вздох, и кто-то — наверное, Кендалл — начал молиться на латыни.

— Это она? — хрипло спросил Рауз.

— Она, — ответил Сент-Клер. — Ее поцеловала королева.

Опять молчание.

— Во имя Господа нашего, джентльмены… Мы должны победить!

— Ваша правда, Кендалл, — ответил Рауз. — Но если войдет Хэрриот, для нас все будет кончено прямо здесь.

— Так уберемся отсюда поскорее!

Кендалла явно мучило беспокойство.

Они водворили на место задвижку, вернули карту в сундук, закрыли потайной ящик, и Мантео, опустившись на колени, задвинул сундук обратно под койку, прижав меня к стене. Он надавил сильнее, а потом заглянул под койку и уставился прямо на меня. Туземец не выказал ни малейшего удивления. Его выражение ничуть не изменилось. Я уже собрался выбежать наверх и прыгнуть в океан, чтобы избежать конца, уготованного мне Сатаной, но тут Мантео так же молча встал, и они вышли, оставив меня дрожать в темноте. Я изо всех сил старался не заплакать».

Зоула вскочила и вылетела из комнаты. Я слышал, как она ходила взад и вперед по коридору. Она восклицала:

— Да! Да!

— Заговор? — крикнул я в ответ.

— Да, Гарри! Эти люди пытались сорвать экспедицию, у которой, надо думать, была тайная цель.

Зоула вернулась в комнату. Она подняла указательные пальцы и опустила взгляд. Я в замешательстве помотал головой.