подружились, насколько вообще понятие «дружить» применимо к султанам и шехзаде, это же, все-таки, особенные люди. Так начался карьерный рост Ибрагима. Согласно преданию, которому можно верить или не верить, Сулейман поклялся, что Ибрагим не будет казнен во время его правления. Но, тем не менее, в марте 1536 года Ибрагим-паша, отмечавший вместе с султаном наступление Праздника разговения[119] во дворце Топкапы,[120] был найден наутро мертвым. Похоронили его тихо, а все имущество отошло к казне, и эти обстоятельства недвусмысленно свидетельствовали о том, что смерть паши стала результатом исполнения султанской воли.

Но почему вдруг султан решил избавиться от своего фаворита?

То, о чем будет сказано сейчас, не имеет достоверных подтверждений, выводы делались на основании слухов, сплетен и домыслов, потому что внутренняя жизнь султанского двора была надежно закрыта от постоянных глаз, а султанские сановники не имели привычки писать мемуары, подобно своим европейским коллегам. Но, как известно, то, чего не увидеть глазами, можно учуять носом – в большинстве случаев слухи имеют под собой какую-то основу.

Считается, что на путь гибели Ибрагима-пашу привела вражда с Хюррем-хасеки, вызванная тем, что паша поддерживал шехзаде Мустафу, старшего из оставшегося в живых сыновей Сулеймана, матерью которого была наложница Махидевран-хатун, а Хюррем хотела, чтобы власть унаследовал один из четверых ее сыновей (всего она родила султану пятерых наследников, но второй из них, Абдулла, умер в трехлетнем возрасте). Хюррем можно понять – она боролась за жизнь своих сыновей, которые были бы преданы смерти в случае прихода Мустафы к власти.

Можно с большой долей уверенности предположить, что Ибрагим-паша не столько симпатизировал шехзаде Мустафе, сколько хотел избавить султана от влияния своей конкурентки Хюррем, а Мустафа выступал в роли удобного инструмента. Хюррем была не просто любимой женой Сулеймана, которая может замолвить перед султаном словечко за одного или погубить другого, нахмурив свои брови. Хюррем стала при султане кем-то вроде личного секретаря и самого доверенного советника. Когда султан отсутствовал в столице, Хюррем информировала его о том, что происходило в городе и при дворе, она переписывалась с правителями других государств (сохранились ее письма польскому королю Сигизмунду II), принимала иностранных послов, наблюдала через окошко за тем, что происходило на заседаниях дивана…[121] Многие из придворных подозревали, что Хюррем околдовала султана, поскольку ничем иным происходящее невозможно было объяснить. В определенной мере Хюррем приходилось считаться с матерью Сулеймана Хафсой-султан, занимавшей главенствующее положение при дворе, но в 1534 году валиде-султан скончалась и Хюррем получила полную свободу действий. Для упрочения своего положения Хюррем вынудила Сулеймана жениться на ней, несмотря на то что при османском дворе не было принято повышать наложниц до статуса официальной супруги султана. Но традиции не могли служить преградой для этой амбициозной женщины, сметавшей со своего пути любые помехи. Согласно другой традиции, после назначения старшего сына правителем санджака, мать следовала за ним и могла вернуться в столицу лишь в качестве матери нового султана. Эта традиция делала жизнь султанов спокойнее – соперничающие матери шехзаде находились далеко от двора и не отравляли повелителю каждый вздох.[122] Хюррем не уехала из столицы, когда в 1533 году ее старший сын Мехмед получил назначение в Манису, а осталась при дворе.

Назначение Мехмеда санджак-беем Манисы, которая, как уже было сказано выше, считалась «санджаком преемника», стало первым ударом по Ибрагиму-паше и шехзаде Мустафе, которого султан перевел в менее престижную Амасью. Два следующих удара Ибрагим-паша нанес себе сам, во время войны с Ираном. Во-первых, он присвоил себе титул султан-сераскера, потому что быть обычным сераскером ему казалось зазорным. Сулейман расценил это как вызов, как посягательство на его султанское величие. Сегодня ты назвался «султан-сераскером», а завтра, чего доброго, захочешь стать просто султаном… Впрочем, есть мнение, что «султан-сераскером» начали называть Ибрагима-пашу курды, через земли которых проходило османское войско, так они выражали ему свое особое почтение. А недоброжелатели ухватились за эту возможность, чтобы очернить великого визиря в глазах султана. Возможно, что все так и было, но тогда Ибрагиму-паше следовало сразу же пресечь подобные попытки выражения почтения, а он этого не сделал; более того – сам начал именовать себя так.

Второй оплошностью паши стал конфликт с башдефтердаром[123] Искендером Челеби, который на завершающем этапе иранской кампании был его помощником. Конфликт закончился казнью Искендера Челеби, после чего те, кому он оказывал покровительство (а таких было немало) перешли на сторону Хюррем-хасеки.

Между устранением Ибрагима-паши и устранением шехзаде Мустафы прошло целых семнадцать лет – то ли у старшего сына султана было много сторонников при дворе, то ли Хюррем-хасеки ждала удобного момента, чтобы брошенные в землю зерна сразу же дали всходы. Сулейман I был мудрым человеком и, несмотря на все влияние Хюррем, смотрел на мир своими, а не ее глазами. Вряд ли против Мустафы могли бы сработать такие грубые приемы, как подложное письмо или чей-то ложный донос, следовало действовать тоньше…

Удобный момент настал в 1553 году, когда великим визирем был хорват Дамат Рустем-паша, женатый на дочери Сулеймана и Хюррем Михримах-султан. Зять и теща прекрасно ладили друг с другом. Когда Сулейман, поведший войско в иранскую Нахичевань, остановился в Эргели,[124] Рустем-паша предложил Мустафе, бывшему санджак-беем Коньи, присоединиться к походу со своим отрядом, а Сулейману сообщил, что Мустафа намеревается его убить. Появление Мустафы в сопровождении большого отряда воинов убедило султана в правдивости сообщения Рустема-паши (к тому же Мустафе шел тридцать девятый год, и он мог считать, что засиделся в положении шехзаде). Стоило только Мустафе войти в шатер Сулеймана, как султанские телохранители набросились на него и начали душить, а завершил дело удар кинжалом.

Шехзаде Мустафа пользовался большим авторитетом среди янычар, которых он не раз водил в битвы. Узнав о его смерти, янычары и воины из Коньи, где правил покойный, потребовали казни Рустема-паши, оклеветавшего Мустафу. Сулейман без колебаний пожертвовал бы зятем ради успокоения войска, но Хюррем спасла своего верного помощника от смерти. Рустем-паша лишился должности, но жизнь сохранил, а в 1555 году смог вернуть себе должность, обвинив своего преемника Кара Ахмеда-пашу во взяточничестве (считается, что без поддержки Хюррем-хасеки это вряд ли бы удалось).

Сулейман I не был подкаблучником, каковым его иногда пытаются изобразить авторы исторических романов. Хюррем-хасеки имела большое влияние на султана, он любил ее, доверял ей и прислушивался к ее советам, но решения при этом принимал самостоятельно. Свою любовь султан выражал не только поступками, но и стихами.

«Трон моей одинокой души, мое сокровище, моя любовь, мой