«Сгорая от стыда».

Католикам всегда стыдно. От этого им не отделаться.

«Однако есть те, кто просто чувствует ответственность за грех, и те, кто его заслуживает. Разве это не так, ваше преосвященство?»

— Господи, пожалуйста, — взмолился отец Пьетро. — Пусть в этом не будет моей вины. Пусть не я стану тем, кто…

«Пробудил чудовище?»

Да, Господи, только не это.

«Да, ваше преосвященство, молитесь. Но не о том, что вы уже сделали, не о прошлом, а о том, что может произойти. Оно уже началось».

Стив Девон оторвался от экрана переносного компьютера, на котором в окне размером два дюйма воспроизводилась любительская видеосъемка, дрожащая и низкого качества.

Откинув голову назад, он радостно рассмеялся и сказал в сотовый телефон:

— Да! Я как раз это смотрю. Парень, ты отбил мяч на край земли!

— Понимаешь, я просто видел его! — воскликнул сын Стива. — Так говорят профи, когда хорошо замечают мяч. Я просто разглядел весь его путь от круга до базы. Как только мяч покинул руку подающего, я его увидел. Разве это не сумасшествие?

— Наверное, порой бывает и так, — сияя, согласился Стив, снова нажимая кнопку воспроизведения. — Марк, я так тобой горжусь! Месяц назад ты ни за что не попал бы в этот мяч. А теперь посмотри! Поза у тебя великолепная, ты полностью сосредоточен. Все в порядке. Бах! Ты только посмотри! У подающего такой вид, будто ему отменили Рождество!

— Мне его даже жалко, — заметил Марк.

— Ничего, на его улице еще будет праздник, — сказал Стив. — Но этот день остался за тобой. Ты был просто молодец, малыш.

— Спасибо, папа.

— Передай телефон маме, хорошо?

— Да. Я тебя люблю, папа.

— И я тебя тоже люблю, Марк. Да, чуть не забыл.

— Что?..

— Наслаждайся. Ты это заслужил.

— Спасибо, папа.

Послышался щелчок, затем приглушенное бормотание в отдалении, и наконец в трубке раздался женский голос:

— Ну как, ужасно или терпимо?

— Весьма прилично, — сказал Стив. — Спасибо за то, что прислала.

— Жаль, ты сам этого не видел, пропустил такую игру!

— Ничего, в следующий раз Марк сыграет еще лучше.

— Мы по тебе скучаем, — нежно произнесла жена.

— Аналогично, — ответил Стив. — Слушай, я тут подумал, может быть, снять бунгало на неделю? Будем только мы трое.

— Замечательная мысль. Как ты считаешь, когда все это завершится?

— Я должен вернуться домой на следующей неделе. Самое крайнее, в конце месяца…

В кармане у него бесшумно завибрировал другой телефон.

— Подожди, — сказал Стив. — Это из конторы. Я тебе перезвоню.

— Хорошо. Я тебя люблю.

Закончив разговор, он достал второй аппарат и нажал кнопку приема.

— Война слушает.

— Я готов передать твой заказ на оружие, — сказал Срывающий Печати. — Что тебе понадобится?

— Пистолет «хеклер-и-кох» двадцать третья модель. Пятизарядный револьвер «Торес-415» в кобуре на лодыжку.

— И все? Ты не собираешься приглашать свою группу?

— Если я не смогу выполнить это задание в одиночку, можете смело искать мне замену.

Как только Срывающий Печати закончил разговор, Война нажал кнопку вызова на другом телефоне.

— Привет, милая, это снова я. Так как насчет недельки на море?..

Геркуланум отличался от Помпеев. Он был гораздо меньше и состоял преимущественно из развалин жилых домов. Здесь в отличие от его более знаменитого собрата по несчастью почти не было больших храмов и общественных зданий. Территория комплекса определялась не столько размерами древнего поселения, сколько тем, что на его месте находился современный город. Раскопки просто нельзя было продолжать, не отселив предварительно большое количество жителей.

Геркуланум исчез во время того же самого извержения Везувия, что и Помпеи, однако он был погребен не пеплом и падающими с неба камнями, а рекой вулканической лавы, затопившей город. В результате создались совершенно иные условия консервации и даже сохранилась обугленная деревянная мебель.

Раскопки велись хаотично после того, как в 1709 году офицер кавалерийского полка, расквартированного здесь, копая колодец, случайно наткнулся на развалины древнего театра. При Карле III продолжали рыть во все стороны наугад подземные ходы. Находки оседали в частных собраниях, поступали в местные музеи и просто исчезали. Были раскопаны целые здания, однако на протяжении двухсот с лишним лет работы проходили без систематического научного подхода.

Развалины оказались под современным городом, построенным над ними, в некоторых случаях почти в сорока ярдах ниже. Для доступа в комплекс требовалось проделать долгий спуск по пандусу. Томас сразу же обратил внимание на то, что улицы здесь уже, чем в Помпеях, дома сохранились гораздо лучше, у некоторых даже уцелели вторые этажи. Ему вспомнились слова из «Оды греческой вазе» Китса, посвященные брошенному городу:

О, этот город, утро на лугу,

И нет здесь никого, кто б рассказал,

Зачем так грустен этот хоровод.[12]

Верно подмечено.

Они с сестрой Робертой договорились встретиться через два часа у входа. После его заявления о том, что он не понимает монашек и религию, она с ним почти не разговаривала, поэтому решение осмотреть развалины порознь встретила с облегчением. Томас не мог сказать, то ли сестра Роберта обиделась на него, то ли просто не может определить, что он о ней думает, но понимал, что для заглаживания обиды ему нужно будет извиниться и углубиться в свое личное прошлое, чего Найт совсем не хотел. Томас вздохнул, недоумевая по поводу того, какое ему до этого дело. В конце концов, он едва знаком с этой женщиной.

«Все же, несмотря на твою позицию бродяги-одиночки, было очень хорошо иметь рядом человека, с которым можно поговорить. Он не судит тебя, по крайней мере вслух».

В поезде Томаса осенила странная мысль. Ему вдруг пришло в голову, что отец Пьетро, вероятно, посчитал его недостойным брата и потому сжег бумаги Эда. Подобное объяснение привело Найта в ярость, хотя он и понимал, что оно, возможно, не так уж и далеко от истины. Бесспорно, с Джимом, отцом Джованни, отцом Пьетро у Эда в последние годы было гораздо больше общего, чем со своим родным братом.

Не потому ли Томас предпринял эти бесплодные поиски? Желая доказать, что он любил своего брата ничуть не меньше, чем его собратья-священники?