Он настороженно уворачивается, и она злится. Весёлость перерождается в нечто иное, жадное. С ловкостью хищника она бросается на него и обнимает – руками и ногами.

– Прекратите, – он расцепляет её пальцы, отодвигается.

Откинувшись на подушки, Соня вжимает кулаки в мокрый от пота живот, пытаясь угомонить щекотливую истому, которая живо пульсирует там, внутри.

«… вобрать, потерять свою оболочку, слиться с ним в единое целое. Туго связать верёвками и изнасиловать. Зацеловать взасос, высосать, впиться зубами, прокусывая губы. Сожрать с потрохами, выпить до дна, вцепиться ногтями в плоть. Обладать им. Почему он не понимает, что должен быть только моим? Это же очевидно!

Меня накрыло. Ничего не помню».

Неведомая сила расширяется душным облаком. Тело колотит. Кожа нестерпимо зудит, и Соня скребёт себя, ёжась так, что острые лопатки гуляют ходуном, точно поршни. Желание обладать… Желание убивать…

– Иди ко мне, мой мальчик, мой малыш-ш-ш.

Стиснув до скрипа зубы, она приподнимается на руках… глядя в упор, исподлобья… с желанием укротить и присвоить, удовлетворить свою похоть, заполнить свой бездонный дырявый сосуд.

Стальные глаза чернеют, круглые зрачки сужаются до иголок, пухлые губы, обрамляющие полуоткрытый рот, дрожат. Шаг… Мужчина отодвигается, кутаясь в одеяло. Шаг…

– Ты мой, – сухое шипение раздаётся из осипшего горла.

– Леди?

Шаг… Мужчина задевает напольную лампу, и та чуть не падает. Шаг… и он спиной упирается в угол.

– Мне нужна твоя кровь, твоя плоть… весь ты, – голос у Сони потрескивает, и желваки играют на скулах распухающего лица.

Спина бугрится, покрывается краснеющей чешуёй; длинными гребнями вдоль хребта проступают отростки позвонков. Тонкие руки трансформируются в мускулистые лапы, лицо обращается в широченную морду ящера, изо рта которого, растянутого в плотоядной улыбке, выплёвывается и забирается обратно влажный, раздвоенный на конце лиловый язык. Глаза горят янтарём, зрачки то сжимаются до узких полосок, то расширяются, играясь и примеряясь к жертве, чтобы употребить её смачно, деликатесно.

– О, ч-ч-чёрт, – взвизгивает мужчина, продолжая таращиться на возникшее перед ним чудовище.

На её только что бледной, тощей спине сквозь кольчугу из чешуи пробиваются перепончатые крылья с крючьями на концах. Они разворачиваются, словно огненно-красные паруса на двухмачтовой шхуне, и тотчас же компактно укладываются ровными треугольниками. Позади появляется мощный, гребенчатый, но крайне подвижный хвост. Тонкие ноги обращаются в когтистые лапы, несущие туловище Дракона.

– Красный! – едва ворочая языком, произносит мужчина – волосы на его затылке стоят дыбом, ладони становятся липкими. И в голос: – КРАСНЫЙ!

– Да, мальчик мой. Красный, красный, – шипит Соня.

Именно он бликует на глянцевой чешуе, которая омерзительно шуршит при каждом шаге и этим вызывает неподдельный животный ужас. Паркет дрожит и, истерично моргая, дребезжит напольный светильник. Дракон заполняет собой пространство спальни, и его рычащая, безостановочная вибрация перерастает в рёв. Лампа падает, попадает под лапу, давится и гаснет. В полумраке комнаты вспыхивают флуоресцирующие глаза и тут же багровеют, наливаясь кровью.

«Впиться в глотку… Вцепиться в хрящи гортани, ломая их, откусывая хрустящую, сочную плоть и разрывая артерии. Кровь… Солёная кровь…»

Шаг! Стены вздрагивают, а по оконному стеклу пробегает кривая трещина. Дракон склоняется над закутанным в одеяло мужчиной и хищно щерится, обдувая его жарким дыханием.

– Стоп, – сдавленно воет тот и на этот раз попадает в точку.

С этим словом в одну секунду с Драконом происходит растождествление: пространство заходится рябью, и он с отвратительным шелестом схлопывается обратно, обратившись в хрупкую Соню, которая в полуобмороке валится на паркет.

Спустя минуту она приходит в себя, садится на пятки и удивлённо осматривается, – в темноте угла мужчина лихорадочно кутается в скомканное одеяло.

– Ты… чего? – ласково спрашивает Соня. – Испугался, что ли? – оборачивается, оглядывает спальню она – никого.

Тот молчит, только крупно трясутся губы. Она наклоняется вперёд, и пряди волос – багрового цвета – скатываются волной по бледным плечам. Изумлённо она поворачивается к окну: под лунным светом волосы действительно отливают кроваво-красным.

Лопатки выкручивает от ноющей боли, будто её только что изощрённо избили ногами. Должно быть, опять продуло, ведь в спальне по-прежнему на ночь открыта форточка и по полу гуляет сквозняк. Но лампа…

– Как… это? – шёпотом произносит Соня, с усилием моргая.

Из носа тёплой струёй прорывается кровь, бежит по подбородку, и Соня, охнув, устремляется в ванную, от головокружения едва не грохнувшись в коридоре.

Все её вопросы остаются без ответа.

Тускло светит в пустое окно луна, отчего трещина в стекле отливает серебристой полоской, и лето обещает быть насыщенным и жестоким одновременно.

Глава 15

Все болезни от нервов и только несколько – от удовольствий.

Соня сидит на унитазе и давит себе на живот кулаками, выжимая скудные капли, – вот уже третье утро начинается так, в туалете и здесь же, скорее всего, опять продолжится день. Внутри режет бритвами, снаружи зудит и, даже когда мочевой пустеет, облегчения не наступает.

Она звонит Айрис. Хрен с ним, с роумингом, когда тут такая печаль-беда. Подруга, как-никак.

– Ирисочка, слушай, – хнычет Соня. – Тут такое дело…

Быстро и в подробностях она объясняет суть.

– Цистит у тебя, – деловито перекрикивает та помехи от сильного ветра. – Половые инфекции проверяли?

На заднем фоне трещит лодочный мотор, шумит беспокойное море и эмоционально ругаются на итальянском:

– Con che tempo? È inutile29!

– Эйнутеле, эйнутеле… Заладили… Ща, погодь, – раздражённо бубнит Ириска. Кричит кому-то: – Silenzio per favore30! – и опять в телефон: – Так что там с анализами?

– Я проверялась. Правда давно. Он бы тоже сказал, – исключает Соня основное.

– Частый секс, да? – в голосе слышится долька удовольствия и изрядная порция зависти.

– Да, – на выдохе сознаётся Соня, оглядывая царящий в спальне и характерный для бурного секса бардак, – не без этого. На прошлой неделе лампу раздавили – не помню, как.

Ириска присвистывает и пытается ненароком уточнить количество актов:

– Если больше двух раз в день…

– Да больше, – подтверждает Соня её догадки, коротко всхлипнув. – У меня никогда и ни с кем так не было!

Кому расскажешь – и не поверят. Куча презиков возле матраса стремительно и ежедневно растёт.

– Поздравляю, – весело кричит Ириска на том конце. – У тебя «Синдром невесты».

– Чего-о-о? – Соня таращит глаза. – Это что такое ещё?

– Это когда секса долго нету, а потом приваливает по самые гланды, – жизнерадостно поясняет подруга. – Классика жанра!

– И что мне с этой классикой делать? – в отчаянии ноет Соня.

– Что, что… – Ириска сейчас является чуть ли не голосом разума, – лечить. К врачу сходи. Мочу сдай. Чо как маленькая?

– Вра-а-ач? – хныкает Соня.

Врачей она боится даже больше, чем телефонных разговоров.

– И ходи в туалет после каждого раза.

Подруга радостно ойкает, – видимо, лодка, штурмующая море, подскакивает на волне.

– После каждого? – в голосе Сони звучит паника, подспудно выдающая количество привалившего счастья. – Мне столько воды не выпить!

Ириска присвистывает и принимается заливисто хохотать.

Отключается.

– Вот же гадость какая. «Синдром невесты», – Соня идёт к чайнику, наливает себе стакан.

Вода здесь настолько чистая, что пьёшь и не напиваешься. Соня делает глоток, и в этот момент звонит телефон, испугав её так, что она закашливается. Ириска.

– Да, алё.

– Слушай, я тут вспомнила один метод от цистита. Только… – мнётся Ириска. – Не знаю, как и сказать.

– Да говори как есть, – торопит Соня, прокашливаясь. – Болит, сил нет.

– Нужно… – Ириска замолкает. Море и треск наполняют эфир.

– Н-н-ну?

– Короче… – делает она ещё одну попытку и опять трагически молчит, так что получается совсем не «короче».

– Что уже? Выйти на улицу голой? – Соня пытается разговорить её. – Придушить голубя? Слопать сырую мышь? Что?

– Три мужика, – отчаянно выдохнув, сдаётся Ириска.

– Что? – Соню разбирает на смех вперемешку с кашлем. – Три? А что не десять? Групповуху, что ли, устроить?

– Да нет…

– Да что ж такое… Роуминг, а ты никак не разродишься.

– Нужно попѝсать в руки трём незнакомцам, – выдаёт наконец подруга стремительным речитативом.

Соня замолкает, думая, что ослышалась, – даже кашель проходит.