Так чем же Чалми лучше него, Кима? Почему Чалми решал его судьбу, почему Чалми определял, как ему, Киму, жить — кем быть, что делать? В кого стрелять? Почему, по какому праву? Ищут вот его сейчас, преступником называют. А почему — потому что он убил не тех, кого следовало? Не тех, кого приказали? Выходит, пока он послушно стрелял людям в затылок, он был для Чалми хорошим. А отказался — и сразу стал плохим. Разве это справедливо? Да, он убийца, и с этим уже ничего не поделаешь. Но теперь он, по крайней мере, может сам выбирать для себя эти самые затылки.

Сила тяжести на Леандре была примерно на треть выше обычной, это оказалось для Кима очень неприятным открытием. Когда смолкли двигатели корабля, Ким не сразу сообразил, что навалившаяся на него тяжесть не является посадочной перегрузкой. Медленно встал с кровати, проверил свои ощущения. Мерзко, нечто подобное он испытывал, когда носил на себе тяжелый армейский рюкзак.

Из вещей у него с собой был лишь небольшой кейс, почти пустой, в нем лежали два журнала и чистая рубашка. Правда, теперь кейс ощутимо прибавил в весе. Покачав головой, Ким переложил его в правую руку и вышел из каюты.

Местное солнце имело заметный красноватый оттенок, отчего все вокруг было окрашено в багровые тона. Даже облака были красноватыми, именно это показалось Киму самым необычным. Сойдя с корабля, он в потоке других пассажиров побрел к зданию космодрома, думая о том, что аборигены явно не обременяют себя излишним гостеприимством. Могли бы, в конце концов, подать автобус…

Автобус так и не появился, поэтому к зданию вокзала Ким добрался заметно уставшим — и как здесь живут при такой тяжести? Достав платок, вытер вспотевший лоб, с невольной радостью думая о том, что у него нет с собой багажа. Не то что у тех бедолаг… — он взглянул на все еще тащившуюся к вокзалу цепочку пассажиров. Итак, куда ему теперь?

Начал он с того, что прошел в бар, находившийся здесь же, в здании вокзала. Взяв бутылку пива, с удовольствием сел в мягкое кресло, отхлебнул янтарной жидкости — что ни говори, а счастье в жизни все-таки есть. Если бы еще не эта проклятая тяжесть…

Запустив руку в карман куртки, Ким достал листок с адресом — судя по всему, это где-то в другом городе. Да, старик сказал, что все будет нормально, что Ким смело может идти по указанному адресу. Это так, но ведь все равно его там не ждут. Да и что он станет там делать — отсиживаться? Кроме того, здесь совершенно невозможно жить… — Ким расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, все движения давались с трудом. Похоже, это не самая богатая планета, об этом можно было судить даже по обветшавшему зданию космопорта. Здесь и в самом деле нет ничего хорошего. Зато есть полиция… — Ким проследил за сурового вида полисменом, вошедшим в бар. Ага, взял коктейль, о чем-то болтает с барменом. Выпил, поставил пустой бокал на стойку. Уходит…

Полисмен вышел из бара, так и не расплатившись за коктейль. Впрочем, чему тут удивляться. Они никогда ни за что не платят…

Ким снова вчитался в адрес. Поехать? Но уж очень не хочется. Конечно, спасибо деду и Полине, но дальше он попробует жить по собственному разумению. Так, как он сам пожелает…

Впрочем, листок Ким все же сунул в карман — мало ли что. Допив пиво, поставил пустую бутылку на столик, тяжело поднялся и медленно направился в сторону билетных касс. Он уже знал, куда будет брать билет, благо денег хватало. И когда через сорок минут на него вновь навалилась тяжесть взлетной перегрузки, Ким лишь поудобнее устроился на кровати и блаженно улыбнулся. Он летит домой — а что там и как будет, уже неважно.

Корабль приземлился на космодроме в Австралии близ Аделаиды. Ким без проблем прошел таможенный контроль, затем на эскалаторе перебрался в соседнее здание, там находились кассы местных авиалиний. Взяв билет, взглянул на часы — его рейс через тридцать две минуты. Времени было мало, поэтому осмотреть местные достопримечательности не получилось. Побродив четверть часа близ космодрома, Ким отправился к своей посадочной площадке. Ровно в одиннадцать десять утра, точно по расписанию, изящный стратосферный лайнер плавно оторвался от посадочной полосы космодрома.

Ким сидел у большого иллюминатора и улыбался. Да и было от чего — во-первых, он летел домой. А во-вторых, он никогда не летал на таком лайнере, поэтому живо интересовался всем происходящим.

Лайнер стремительно набирал высоту. Вот он развернулся, пронзил облака, в иллюминатор брызнули солнечные лучи. Свет не был слишком ярким — Ким знал, что в стекло иллюминатора встроен специальный солнцезащитный слой, корректирующий поток падающего света. Облака остались внизу, по мере набора высоты небо быстро темнело. Не пройдет и двух часов, как он будет дома…

Сначала Ким смотрел вниз без особого интереса, землю скрывала густая пелена облаков. Но примерно через час облака рассеялись, Ким приник к иллюминатору, с интересом вглядываясь вниз. Стекло было слегка теплым — с трудом верилось, что снаружи оно раскалилось до нескольких сот градусов. Тоже ведь интересная штука — летят они на такой скорости, даже звук остается далеко позади, а от смерти их отделяет тонкое хрупкое стекло. Ну, пусть не совсем стекло и не такое уж тонкое и хрупкое. Но все равно интересно сознавать, сколь незначительна грань, отделяющая жизнь от смерти.

Вскоре Ким заметил, что стало темнее. Сначала он не обратил на это особого внимания, но сумерки быстро сгущались. Не прошло и получаса, как стало совсем темно. Ким понял, почему так произошло, — они летели на запад и обгоняли время. Сколько часовых поясов они уже пересекли — семь, восемь?

Мелодичный голос стюардессы объявил о том, что лайнер заходит на посадку. Это тоже было интересно — небесная машина гасила скорость, Ким ощутил легкую дрожь корпуса. Жаль, что с его места не видны тормозные щитки. Сейчас они наверняка раскалились докрасна.

Затем с легким хлопком в салон ворвался звук. Двигатели работали довольно тихо, но после мертвой тишины стратосферного полета этот звук показался Киму оглушительным. Приникнув к иллюминатору, Ким вгляделся вниз, под ним раскинулась панорама ночной Москвы. Правда, света было не так уж много — это раньше, говорят, города сияли во тьме, их было видно за десятки километров. Потом экологи провели в парламенте закон о световом загрязнении, уровень освещения пришлось заметно уменьшить. А потом наступил энергетический кризис, и без того скуповатое освещение убавили еще сильнее. Именно поэтому родной мегаполис светился довольно слабо, на общем тусклом фоне выделялся лишь центр города, где располагались Дворец Императора и основные административные здания. Оно и понятно, власть имущие никогда и ни в чем себе не отказывают. Где-то там, внизу, и его Департамент…

Когда лайнер коснулся посадочной полосы, Ким устало вздохнул — вот он и дома. Из салона он вышел одним из последних, торопиться ему было некуда.

На улице было темно, часы на здании вокзала показывали пятый час утра. Но скоро рассвет вновь отвоюет свои права, небо на востоке уже начинало светлеть. Переведя свои часы на местное время, Ким не спеша прошел в здание вокзала, сел в мягкое кресло, удовлетворенно вздохнул. Вот он и дома. Вопрос в том, что ему теперь делать…